— Это касается только нас двоих, меня и ее, — твердо ответила я.

Люси на некоторое время умолкла. Я уже раньше убедилась в том, что она страдает непреодолимой слабостью — любопытством. Она смотрела на меня в упор, и я с некоторым злорадством продолжала:

— Я вам ничего не скажу, и от Джулии вы тоже ничего не добьетесь.

— И прекрасно, — холодно заметила Люси. — Только я не ожидала, что вы когда-нибудь будете заодно с этими американками.

— Тут нет ничего особенного, — возразила я. — Впрочем, я попрошу вас оставить меня в покое и не надоедать своими расспросами.

После короткого молчания Люси сказала:

— Я полагаю, что если вы намерены быть любезнее со мной, то и я, в свою очередь, должна быть также любезна с вами.

— Да, разумеется, — ответила я с легкой усмешкой.

— Тогда вот что: хотя вы и не желаете сказать мне, какие у вас с Джулией завелись секреты, я все-таки буду откровенна с вами. Знаете, о чем мы говорили сегодня, пока вы изволили в одиночестве так долго прогуливаться по лесу?

Когда Люси задала мне этот вопрос, я была не в силах удержаться, чтобы не покраснеть: конечно, я, находясь в беседке, слышала, о чем рассуждали девушки во время чаепития, но в то же время я не могла в этом сознаться, не выдав себя. Поэтому я только молча смотрела на Люси. Она, видимо, заметила мое смущение, но продолжала:

— Так я вам скажу, о чем мы толковали. Вы, конечно, знаете, что в августе у нас тут затевается базар с благотворительными целями?

— Было бы странно, если бы я не знала о базаре, который устраивается моим отцом и моей мамой, — высокомерным тоном ответила я.

— Опять вы со своей обидчивостью! Ну-с, так вот, наш проект относится именно к этому базару. Хоть вы не питаете любви к Адели и Джулии, но надо признать, что они во многом гораздо умнее доброй дюжины наших чопорных английских девиц. У себя в Америке эти девушки привыкли устраивать всевозможные общественные развлечения, причем почти без участия взрослых; вот они и придумали разнообразить базар театральным представлением. Они берутся похлопотать об устройстве сцены и попросят мистера Гильярда, чтобы он отвел им для этого часть площади, где устраивается базар; каждый желающий посмотреть на представление должен будет заплатить шесть пенсов за ненумерованное место и шиллинг за нумерованное. Джулия и Адель полагают, что им таким образом удастся собрать не менее пяти фунтов стерлингов [5] . Не правда ли, великолепно придумано?

— Да, пожалуй, — согласилась я. — Но будет ли все это так уж хорошо исполнено? Мой отец не любит, когда что-либо делается кое-как.

— Будет ли хорошо? Вы можете сами в этом убедиться, стоит только попросить Джулию или Адель, чтобы они прочли вам сцену из какого-нибудь драматического произведения.

Люси принялась убирать на ночь свои волосы, а у меня в эту минуту возник в воображении образ Алели с ее вдохновенным бледным лицом, какой я ее видела из беседки, когда она декламировала чудные стихи американского поэта.

На душе у меня было очень тяжело, так как меня мучило нечто, о чем эти беззаботные девицы вовсе и не подозревали…

Причина моей тревоги заключалась в следующем.

До своего отъезда в школу, в конце Святой недели, Джек дал мне на сохранение целых два соверена [6] ; он очень гордился тем, что был обладателем такой большой суммы денег и, когда передавал их мне, то строго приказал беречь их пуще глаза.

— Ты запри их под замок, — учил он. — У меня, знаешь, деньги так и тают, как только попадут мне в руки, а у тебя, Мэгги, они будут целы. Ты сбережешь их для меня, а я постараюсь из своих карманных денег добавить к ним хотя бы немного. Береги их до тех пор, как я вернусь домой на каникулы; но, разумеется, если я напишу тебе раньше и потребую эти деньги, ты немедля вышлешь их мне.

Я обещала исполнить просьбу брата и была очень довольна тем, что он оказал мне такое доверие. А Джек продолжал свои наставления:

— Слушай, Мэгги: ты ни под каким видом не должна говорить отцу или матери, что я намереваюсь сделать с этими деньгами. А я хочу на них купить отцу часы для его кабинета; мне хотелось бы преподнести их в день его рождения осенью, и чтобы этот подарок был для него сюрпризом. Отец думает, что я трачу все свои карманные деньги на глупости и что у меня нет и медного гроша за душой, а тут выяснится, что я — обладатель целых сорока шиллингов! Так что, пожалуйста, сбереги мои деньги и твердо храни нашу тайну. Ты мне обещаешь это, не правда ли, Мэгги? Посмотри мне прямо в глаза и скажи, обещаешь?

Когда Джеку было нужно, он умел придавать своим словам необычайную торжественность. Так и в тот раз: он настаивал, чтобы я дала ему нечто вроде клятвы. Я должна была, глядя ему прямо в глаза и держа в то же время его руку, дать обещание в том, что ни за что на свете не скажу ни нашим родителям, ни еще кому бы то ни было ни слова о том, что я сохраняю для него это сокровище. После того как я трижды повторила это обещание, Джек переломил пополам трехпенсовую монету и дал одну половину мне, чтобы я всегда носила ее на узенькой голубой ленте за лифом своего платья, а другую половину монеты он прикрепил к такой же ленте и надел себе на шею.