— От нашей бабушки.

— И кем была ваша бабушка?

— Сказать по правде — она не дворянка, это точно. Думаю, имя Надежда Северова вам ни о чем не говорит?

Лиза пожала плечами.

— Вот-вот. А между тем она была известной русской певицей! Моя бабушка, Наталья Козельская, родившаяся в 1923 году, служила кухаркой у этой знаменитой певицы. Что сказать… Возможно, певица подарила ей несколько старинных вещей. Но вероятнее всего, что моя бабушка попросту ее… обокрала! Поскольку я не могу представить себе женщину, обожавшую и коллекционировавшую подобные драгоценности, которая раздаривала бы их своим кухаркам. Согласна, что история не очень-то красивая и попахивает криминалом, но так или иначе эти драгоценности прочно обосновались в нашей семье, и было бы жаль, если бы они попали в руки чужим людям.

— Вы случайно не знаете, что именно продала Соня и кому, чтобы получить деньги на открытие своего бизнеса? Ведь этот человек, антиквар или коллекционер, мог, к примеру, знать, что у нее осталось нечто подобное, и…

— Да-да, я понимаю вашу мысль. Понятия не имею! Правда, мы никогда не говорили с Сонечкой на эту тему. Я знала только, что она продала что-то очень дорогое. Возможно, это была одна из драгоценных табакерок.

— Табакерки? Вы произнесли это слово во множественном числе.

— Ну да, у нас их несколько. По словам моей мамы, а ей, в свою очередь, рассказала эту историю наша бабушка, эти табакерки — тоже французские, в свое время их купили в магазине Обер-Шальме.

Она так и не успела досказать эту интереснейшую историю: Лизе позвонил Сергей Мирошкин и сказал, что его знакомая с рынка, которую он отправил по адресам фирм, торгующих препаратами для похудения, вернулась ни с чем.

— Ни одно объявление не сработало. Вернее, люди торгуют разными сомнительными таблетками, но эти продажи не могут иметь отношение к исчезновению Глафиры. Вот если бы, к примеру, эту мою знакомую, которая весит тонну, пригласили в какой-нибудь санаторий, предложили бы ей пройти курс диет, тогда другое дело. Но ничего подобного не произошло. Мы ошиблись, выбрав это направление. Надо искать в другом месте. Ты должна вспомнить свои последние дела. Кому ты перешла дорогу? Кому сильно насолила?

— Да никому! — в сердцах воскликнула Лиза. — Наоборот — помогла избежать наказания.

— А разве это не повод привести в ярость того, кто жаждал этого наказания?! Я имею в виду противоположную сторону!

— Сережа, не дави на меня. Я и так все это время только и думаю о Глаше.

— Думай, Лиза, думай!

Лиза отключила телефон и взглянула на Гурьева, который, в свою очередь, рассматривал прибор для пряностей.

Прошло примерно две недели после их странного разговора, когда Валентина, как показалось Соне, поняла суть ее тайных мыслей и желаний, связанных с убийством Веры Клец.

Соня лежала, свернувшись калачиком, на диване, и Валентина поглаживала ее по плечу, приговаривая:

— Ты не должна стыдиться своих мыслей и чувств. Может, ты никогда в жизни и не совершишь этого, но думать-то об этом ты можешь. На то и мысли, чтобы думать, даже мечтать. Вот и представь, что изменится в твоей жизни после того, как Веры не станет! Твой Андрей (а в том, что он — твой, я не сомневаюсь) погорюет, конечно, для приличия, а потом и забудет ее. И вот тогда он вспомнит о тебе, о твоей любви. Полагаешь, он ничего не понимает, не знает, что ты тоскуешь без него, страдаешь? Мужчины это любят, это повышает их самооценку. Поэтому он, оставшись один, придет за утешением именно к тебе. Ты обнимешь его, приласкаешь, и он вновь будет твоим, вот увидишь!

— Валя, но как после этого жить?

— После чего?

— После того, как я это… сделаю?

Соня совсем отвернулась к стене, чтобы не встречаться взглядом с теткой. Они хоть и говорили на одном языке и об одном и том же, но что-то все-таки мешало ей посмотреть тете в глаза.

— А что с тобой случится?

— Говорят, что покойники, люди, которых ты убиваешь, не дают тебе покоя, они приходят к тебе во сне или вообще живут с тобою рядом — призраками. И впечатлительные убийцы сходят с ума от страха и ужаса.

— Ты считаешь себя впечатлительной? — В голосе Валентины Соня уловила иронию. — Вот уж не сказала бы так про тебя! На мой взгляд, ты — человек сильный, с толстой кожей. Ну а то, что ты так страдаешь по своему любимому мужчине, — это совсем из другой оперы. Любовь подкашивает и сильных, понимаешь? Любовь… она — как смерть. Даже самого сильного человека не минуют эти две стихии…

— Стихии?

— А что, разве нет? Вспомни, что я рассказывала тебе о себе. О своих чувствах к тому мужчине, из-за которого я чуть было не сгорела. Разве нормальный человек, не будь он одержим любовью, этой стихией, бросился бы в самое пекло, в огонь, чтобы спасти другого человека? Где были тогда мои мозги? Где?! Они отключились. И отключились они как раз тогда, когда я почувствовала, что влюблена. По уши! Что я пропадаю. Что я готова абсолютно на все ради него. Вот если бы он, к примеру, сказал, что проигрался в карты, у него огромные долги и ему грозит смерть…

— Ты продала бы квартиру? — Соня повернула к ней свое розовое и какое-то совсем детское лицо. Видно было, что эта тема ее сильно увлекает.

— Безусловно! Все бы продала. Даже душу дьяволу продала бы! Это сейчас, когда все уже в прошлом и эти чувства оставили меня, я понимаю, что это была если и не стихия, то уж душевная болезнь — это точно. А разве то, что происходит с тобой сейчас, нельзя назвать безумием?

— Не знаю… Не так-то легко признаться себе в том, что ты безумна, так ведь?