– Что же меняется, когда человек любит себя?

– Он себя уважает, он себя развивает. Он любит в себе высшие, а не низшие проявления, как себялюбец. И старается не допускать ошибочных представлений. Он стремится себя возвысить, а возвышение освобождает нас от низменных чувств. В первую очередь от животного эгоизма. Разумеется, не полностью, а лишь до определенной степени, на высоту возвышения. Но и это уже немало. Мы становимся шире, глубже, снисходительней, мягче и гибче. Мы обогащаемся знаниями, и в каком-то смысле мы любим их не меньше самого человека.

– Нет, я ничего не могу понять из того, что вы говорите. Какие знания, почему мы должны их любить больше, чем человека. Какая-то схоластика.

– Это останется схоластикой, если вы не оросите эти мысли своими чувствами. Когда вы знаете человека, понимаете мотивы его поведения, смысл происходящего, вам открывается мир совсем с другой стороны. Эта любовь обогащает вас, дает новые силы, постоянно воспроизводит интерес к тому, кого вы любите, а не забирает вашу энергию, не опустошает вас, как это случилось с вами. Поймете, если любовь делает человека несчастным, лишает его жизненной, созидательной энергией, то это не может быть любовью по определению. Потому что любовь – это то, что наполняет нас жизненным тонусом, светом, вибрацией счастья. И когда вы пришли ко мне несчастной по причине поруганной любви, то я сразу же стала вам говорить: вы несчастны вовсе не из-за любви, а потому, что живете в придуманном вам мире. Потому что принимаете за любовь эгоистическую привязанность. И пока вы будете путать одно с другим, будете ощущать себя несчастной. Я понимаю, перейти из одного состояния в другое очень даже не просто. В какой-то степени это все равно что заново родиться. Но я убеждена, чтобы быть по-настоящему счастливым, человек должен пережить в течение жизни, как минимум, несколько рождений или глубоких обновлений, уж как хотите. Это особенно насущно для тех, кто не удержался в рамках иллюзий и от этого ощутил себя глубоко несчастным. Надеюсь, я теперь понятно объяснилась.

– Думаю, да, но я не уверена, что готова к такому перерождению. Когда я вас слушала, то поймала себя на странной мысли: может, быть несчастной – не такое уж и большое несчастье? С этим можно жить и жить. Особенно, если учитывать как многое надо сделать, чтобы стать счастливой. Вам кажется это глупостью?

– Наоборот, это естественная реакция. Не будь ее у вас, я бы удивилась. Но я вам не рекомендую брать эту мысль в качестве основы своей жизненной программы. Она вас погубит, если не физически, то морально. Со временем вы превратитесь в злобную угрюмую особу.

– Хотите сказать, в мегеру?

– Можно и так, я немного смягчила терминологию. Если вам не жалко погубить свою личность, то тогда поступайте именно таким образом. Но если вы хотите жить полноценной жизнью, чувствовать себя счастливой, то тогда вам придется поработать над собой. Что вы решите, то с вами и будет.

– Хорошо, я непременно решу. Но, может быть, не сразу.

– А сразу и не надо. Опрометчивые решения лишь повредят вам. До свидания.

– До свидания.

Глава 16

Мстислав попросил неделю отпуска, Краснянский лишь бросил на него беглый взгляд и, ни о чем не спрашивая, подписал заявление. Он и без того все понимал. Мстислав пристально посмотрел на президента банка. Но никакого сочувствия ни на его лице, ни в его глазах не обнаружил, наоборот, они смотрели на него с интересом, как смотрит экспериментатор на поставленный им эксперимент. Мстислав окончательно понял, что ни малейшего снисхождения к себе от этого человека ему ждать не стоит. А ведь еще совсем недавно он воспринимал его почти как второго отца. Как же глубоко он заблуждался, тот лишь делал то, что ему было выгодно. Когда Краснянский рассматривал его как своего преемника, то разыгрывал из себя заботливого наставника. Но когда появился достойный конкурент, то сразу же перестал играть эту роль, так как теперь ситуация кардинально изменилась. И он уже так не нуждается в нем, когда другой оказался ничуть не хуже, а может даже и лучше. Вот старик и решил, что будет объективным судьей, который примет единственно справедливое решение. Сейчас он, Мстислав, припоминает, что и раньше были признаки того, что Краснянский хотел именно так поступить. Но тогда он пропускал их мимо себя, в крайнем случае, воспринимал, как старческие причуды. Вот и получил урок на всю жизнь. Правда, лучше бы его не получать. Мстислав решил запереться дома и погрузиться в работу. Он должен победить в этом соревновании, хотя понимает, что преимущество не на его стороне. У его соперника опыт работы в лучшей банковской системе мире, плюс настоящий талант банкира. Да и симпатии объективного арбитра тоже на его стороне. Но и у него есть свои козыри, все-таки он много лет проработал в этом банке. И за это время у него возник целый сериал идей. Многие из них он откладывал до той поры, когда займет кресло Краснянского. Он много раз представлял этот момент, с каких реформ начнет свою новую деятельность. Некоторые вещи он сознательно утаивал от своего начальника, хотя понимал, что их надо менять. И чем быстрей, тем лучше. Но уж больно хотелось припасти полный комплект, не растратить его на отдельные элементы. И вот теперь весь этот мощный арсенал он бросит в бой.

Мстислав добросовестно просидел несколько дней дома, выходя только за продуктами да вечером поужинать в ресторане, где он был постоянным клиентом. Он сидел один, смотрел на посетителей, но думал о своем. Он сам изумлялся тому, что не нуждался ни в каком обществе. Даже в женском. Это были дни полного одиночества, самого глубокого, может быть, за всю жизнь, погружения в самого себя. Он испытывал от этого какое-то странное удовольствие, природу которого никак не мог уяснить.

Все было для него необычно. Он ловил себя на том, что почти не вспоминает Леру. А ведь до этого она присутствовала постоянно в его мыслях. А сейчас как-то незаметно в них растворилась, оказалась унесенной их бурным потоком в неизвестном направлении. Это обстоятельство радовало Мстислава, сейчас ему нужно сосредоточиться совсем на других материях. Все женщины мира, включая Леру, пусть еще немного подождут. Ему нужно закончить одно из самых важных дел, от которого зависит его дальнейшая судьба. Мстислав даже не хотел думать о том, что будет, если он проиграет. Для него все однозначно – он уйдет из банка. Он уверен, что никто не собирается его оттуда гнать, но быть вечно вторым он вместе с Юлием Цезарем не намерен.

Он не сомневается, что найдет новое место для приложения своих талантов. За эти годы он получал немало интересных предложений. Но все на вторые, а то и на третьи роли. Для него же это означает потерю целого отрезка жизни. По сути дела, придется начинать все заново. И как там еще сложится? По сравнению со своими сверстниками он вырвался вперед, а теперь может оказаться позади многих. От одной этой мысли у него закипает кровь. Значит, надо работать и еще раз работать.

Мстислав возвращался домой, садился к компьютеру и продолжал свои бдения. В целом он трудился по десять двенадцать часов в сутки. Но не потому, что этого требовал объем работы, не потому, что его поджимали сроки. Он вдруг утратил то, что помогало ему столько лет, он утратил уверенность в себе, в своих силах. Это произошло как-то незаметно для него, но в какой-то момент он вдруг понял, что только и делает, что без конца отбивается от лавины сомнений. Все, что он писал, он сравнивал с тем, что мог бы написать его соперник. И всякий раз ему казалось, что предложения того лучше, интересней, современней. Мстислав стирал уже готовый текст и начинал все сначала.

Через несколько дней такого труда Сизифа, он почувствовал, что истощен физически и морально. А его работа почти не продвинулась вперед. Он лег на диван и бездумно стал смотреть в потолок. Затем резко встал, подошел к бару, налил целый стакан чего-то крепкого – он даже не посмотрел на этикетку бутылки – и выпил. И снова лег.

Проснулся он, когда было уже темно. Несколько мгновений он пребывал в неподвижности. То, что он проспал полдня, вызвало у него изумление. Такого с ним еще не случалось; дело не в том, что он заснул в разгар работы, а в том, что он не понимает, что с ним творится. Все те качества, позволившие ему столь много добиться, которыми он по праву гордился, внезапно испарились, как вода при нагревании. От них остался едва заметный пар. Причем, все произошло столь внезапно и стремительно, что он не успел даже заметить, как и когда все это случилось. И приходится с лишь грустью подводить печальные итоги.