Шрифт:
Тяжелыми крейсерами проплывают двухэтажные троллейбусы. Они могут загородить путь нашим радиоволнам. Ну ничего, потом разберемся, что и как мешает передаче.
А не войти ли нам в троллейбус? Наверху свободно, кстати и окна раскрыты.
Антенну можно выставить в окно. Так и сделали.
Словно обгоняя друг друга, в микрофон спешат звуки со всей улицы, со всех переулков, из раскрытых окон, из подъездов театров: гудки автомобилей, шелест шин, смех и возгласы.
Микрофон, как тонкое ухо, вероятно слышит все и даже мой вопрос совсем шепотом:
— Куда же теперь?
— На крышу гостиницы «Москва».
В лифте мы тоже говорим. Но будет ли слышно из железной коробки?
Поднялись на двенадцатый этаж. Это кафе.
Кажется, здесь, как на горных вершинах, по пути останавливаются завтракать ленивые облака.
Смеркается, и постепенно в городе вспыхивают огоньки. Огненной лентой взбежала в гору улица Горького. Перекинулись через реку сияющие арки мостов. Огнями прожекторов расцвели далекие привокзальные площади. Стало еще темнее, и в теплом сумраке вечернего города заметались разноцветные глаза трамваев. Под мостом проплыл пароход…Поздно вечером мы слушали записанные на пленку наши опыты.
Включили аппарат. Потянулась змеей тонкая пленка, зашипела, заговорила. В микрофон нашего передатчика ворвались звуки вечернего города: гудок автомобиля, звонок трамвая, смех, шуршание шин, гудение троллейбуса.
В этой перекличке звуков тонут и наши слова: «Мы идем от Пушкинской площади вниз по улице Горького». Здесь нет трамваев и менее шумно. Из громкоговорителя слышен рассказ о новой улице.
Вдруг стало слышно совсем громко. Почему? Дайте вспомнить… Где мы в это время были? В троллейбусе?… Совершенно верно. В этот самый момент антенну выставили за окно.
Слышен звук мотора. Чей-то разговор. Через минуту голос еле-еле прорывается сквозь надоедливое шипение приемника. Это мы совсем близко подошли к стене высокого здания.
— Постойте, почему стало так громко слышно? Ведь мы все время передвигались около стены! — удивляется мой спутник.
— Вспомним, где мы тогда остановились.
«Остановились у витрины…» — нашими же словами подсказывает пленка.
Да, теперь все понятно. Антенна в это время находилась у водосточной трубы, которая служила дополнительной высокой антенной.
Переходим площадь. Здесь слышно даже лучше, чем у трубы, и это вполне понятно — площадь совсем открытая. Здания как бы отодвинулись от нашего прутика антенны, чтобы не загораживать путь капризной волне.
Ну уж и капризы! Как у малого ребенка! А все потому, что мощность маленькая, силенок не хватает: небольшое препятствие — и волна его уже не может преодолеть.
Видимо, в условиях города проводить репортаж с маленькой мощностью не удастся.
Надо ее увеличивать.
Волны отражаются от домов, складываются, вычитаются. Законы поведения их очень трудно понять.
«Подошли к гостинице «Москва», — запинаясь, бормочет пленка. — Входим в вестибюль».
Конец! Железобетонная коробка словно поглотила передатчик. Отсюда волны не вырвутся, как бы они ни старались.
Но вот, продираясь сквозь шорох и шумы, слышится голос: «Мы поднимаемся в лифте на последний этаж…» Теория непогрешима: чем выше поднят передатчик, тем лучше слышно. Отсюда, с высоты, радиоволне легче пробираться — ведь на пути нет междуэтажных перекрытий, низкие дома тоже не мешают.
«Сейчас мы на крыше гостиницы «Москва», — оглушительно громко вырвалось из репродуктора.
Капризы волны окончились. Отсюда — свободный полет, без всяких препятствий.
Скользи в просторах вселенной!…
Пленка рассказала про огни Москвы, арки мостов, о пароходе, про все, о чем мы говорили тогда с высоты двенадцатого этажа. Только не было сказано, какую же мощность надо дать передатчику, чтобы волна не задерживалась зданиями.
Это надо еще продумать и много раз проверить.
Вот если снять профиль города по той линии, где проходила радиоволна, включить пленку, на которой записан наш разговор, то можно будет проследить, где как слышно, представить себе определенную закономерность в поведении волн.
На лыжах
Темнеет глубина оврага. Расступаются мохнатые ели. Снежная пыль запорошила глаза. Захватывает дыхание. Морозный ветер свистит в ушах.
Все слилось вместе: ветер, снежная пыль, гром оркестра в телефонных трубках и безудержный бег — падение вперед. Это спуск в глубокий овраг на лыжах.