В группе мы иногда делаем то, чего никогда не стали бы делать самостоятельно, но влияние группы часто является косвенным. Группа просто моделирует нормативное поведение, которому побуждает нас следовать. Влияние вышестоящего авторитета, наоборот, чаще всего является прямым и явным: «Делай то, что я тебе говорю». Но если его требования слишком настойчивы и директивны, мы можем отказаться подчиниться и не последовать за лидером. Чтобы лучше понять, что я имею в виду, рассмотрим следующий вопрос: до какой степени обычный хороший человек будет сопротивляться или подчиняться требованиям авторитетной фигуры, побуждающей его нанести вред невинному незнакомцу или даже убить его? Этот провокационный вопрос был проверен экспериментально, в одном весьма спорном исследовании, посвященном подчинению авторитетам. Возможно, вы уже слышали об этом классическом эксперименте — он стал очень известен благодаря своим «шокирующим» выводам. Но интересны не только его выводы, но и сама процедура. Мы поговорим о ней подробнее — это поможет нам понять, почему хорошие люди могут вести себя как злодеи. Затем мы рассмотрим выводы этого классического исследования и снова зададим вопрос, важный для подобных экспериментов: какова его внешняя валидность, каковы параллели между реальным миром и лабораторной демонстрацией власти авторитета?

Прежде чем перейти к описанию эксперимента, я должен предупредить вас об одном психологическим механизме, который может помешать вам сделать верные выводы из того, что вы собираетесь прочесть. Почти каждый из нас создает защитные механизмы, позволяющие чувствовать себя особенным, не таким, как все, и, конечно же, «выше среднего уровня» [253] . Такие когнитивные защиты выполняют важную функцию: они повышают нашу самооценку и защищают от невзгод жизни. Они позволяют нам оправдывать свои неудачи, гордиться своими успехами, снимать с себя ответственность за неудачные решения, видеть свой субъективный мир сквозь розовые очки. Например, согласно исследованиям, 86 % австралийцев считают, что качество их работы — «выше среднего», а 90 % американских менеджеров уверены, что работают лучше «обычного менеджера». (Остается только посочувствовать этому неизвестному «обычному менеджеру».)

Но те же самые защиты могут оказаться вредными — из-за них мы не замечаем, насколько похожи на других. Мы не хотим видеть, что точно такие же люди, как мы, в определенных ситуациях способны на самые ужасные поступки. Кроме того, такие защиты мешают нам вовремя остановиться, задуматься и избежать нежелательных последствий нашего поведения. Нам кажется, что с нами не случится ничего плохого. В результате мы сильно рискуем: занимаемся «опасным» сексом, нарушаем правила дорожного движения, играем в азартные игры, ставим под угрозу свое здоровье и т. д. Более того, иногда мы считаем, что у нас нет никаких таких защит, ведь мы не такие, как все, — даже после того, как нам рассказали об их существовании [254] .

Это значит, что, читая о СТЭ или о других подобных исследованиях, описанных в этой главе, мы будем убеждены, что никогда не сделали бы того, что делают обычные люди, и будем, конечно же, исключением из правил. Но это убеждение статистически ошибочно (хотя и свойственно большинству из нас). Более того, оно делает нас еще более уязвимыми для влияния ситуации — как раз потому, что мы недооцениваем его силы и переоцениваем свои. Мы убеждены, что стали бы хорошими охранниками, непокорными заключенными, борцами за свободу, диссидентами, нонконформистами — то есть героями. Возможно, так и будет, но герои — люди редкой породы. В последней главе мы познакомимся с ними поближе.

Поэтому я предлагаю на время отложить в сторону эти психологические защиты и поверить: то, что делали обычные испытуемые в ходе этих экспериментов, на их месте могли бы сделать и вы. По крайней мере, пожалуйста, согласитесь, что вы не знаете, смогли бы устоять против искушения и не поступить так, как поступали обычные участники этих исследований, если бы оказались на их месте, в таких же обстоятельствах. Я прошу вас помнить о том, что сказал заключенный Клей-416, борец против сосисок, в интервью после эксперимента, в разговоре со своим мучителем, охранником Джоном Уэйном. Тот спросил: «Каким охранником ты был бы, если бы оказался на моем месте?», и Клей честно ответил: «Я не знаю».

Только признавая, что все мы подвержены действию одних и тех же динамических сил, что смирение предпочтительнее необоснованной гордости, можно осознать собственную уязвимость для сил ситуации. В связи с этим можно вспомнить прекрасные слова Джона Донна о нашей общей взаимосвязанности и взаимозависимости:

Социальный психолог Соломон Аш [256] считал, что американцы склонны действовать самостоятельно, даже если большинство других людей видит мир иначе. Истинный конформизм возникает в том случае, когда группа ставит под сомнение базовое восприятие и убеждения человека, например, утверждает, что А — это Б, хотя совершенно очевидно, что это не так. В таких обстоятельствах, предположил Аш, очень немногие люди уступят мнению группы; большинство устоит перед групповым давлением, даже очень сильным, если оно очевидным образом не соответствует реальности.

Что же на самом деле происходит, когда люди сталкиваются с социальной реальностью, которая противоречит их базовому восприятию мира? Чтобы разобраться в этом, я хочу попросить вас поставить себя на место участника эксперимента.

Вас пригласили участвовать в исследовании зрительного восприятия. Для начала вас просят оценить сравнительную длину линий. Вам показывают карточки, где нарисованы три линии разной длины, и просят вслух сказать, какая из этих трех линий той же длины, что и линия на другой карточке. Одна из линий короче, другая длиннее, а третья — точно такой же длины, что и линия, о которой вас спрашивают. Это совсем несложная задача. Вы редко ошибаетесь, как и большинство других испытуемых (меньше, чем в одном проценте проб). Но вы не единственный участник исследования; вместе с вами, в одной группе, его проходят еще семь человек, вы — восьмой. Сначала ваши ответы такие же, как и у других, — и все они правильные. Но скоро начинается что-то странное. В некоторых пробах каждый из членов вашей группы по очереди говорит, что самая длинная линия — той же длины, что средняя, или что короткая линия — той же длины, что средняя. (Вам неизвестно, что семеро остальных — члены исследовательской группы Аша, они получили инструкцию в один голос давать неправильные ответы во время определенных «критических» проб.) Когда приходит ваша очередь, все они смотрят на вас, а вы смотрите на карточку с тремя линиями. Вы видите, что они ошибаются, но говорите ли вы об этом? Вы следуете своей точке зрения и говорите то, что считаете правильным, или соглашаетесь с тем, что считают правильным все остальные? Вы сталкиваетесь с таким давлением группы в 12 из 18 проб: 12 раз члены группы дают неправильные ответы, но в общей массе проб это не слишком заметно.