Шрифт:
«В любом человеке содержится гораздо больше роковых противоречий, нежели мы можем представить себе» — вот итог изысканий Коллоена.
По-прежнему читаемый, по прежнему притягательный, писатель остается неуловимым. Неразгаданная тайна. Кнут Гамсун.
Элеонора ПанкратоваЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Норвежский писатель Кнут Гамсун (1859–1952) вошел в мировую литературу благодаря своим произведениям «Голод», «Мистерии», «Пан», «Виктория», а также удостоенному Нобелевской премии роману «Плоды земли». Случилось так, что бедный мальчик с далекой заброшенной окраины Европы, образование которого сводилось всего-навсего к 252 школьным дням, стал творческой личностью, оказавшей влияние на несколько поколений писателей.
«Диккенс нашего поколения», — с восторгом восклицал Генри Миллер. «Он заслужил Нобелевскую премию как никто другой», — заявлял Томас Манн. Герман Гессе называл Гамсуна своим любимым писателем. Исаак Башевис Зингер: «Гамсун во всех смыслах является отцом современной литературы, благодаря своей субъективности, благодаря своему импрессионизму, благодаря умению использовать ретроспективу, благодаря своей лиричности».
Но при этом Гамсун стоит в одном ряду с теми художниками и интеллектуалами, которые поддерживали тоталитарные режимы. В то время когда Гамсун еще активно занимался творчеством, его перо превозносило Адольфа Гитлера. И таким образом Гамсун вышел из сферы искусства на арену мировой политики. После окончания Второй мировой войны состоялся процесс над Кнутом Гамсуном, он был признан виновным в соответствии с предъявленными ему политическими обвинениями.
В тот же самый день, когда был объявлен приговор, восьмидесятидевятилетний писатель выводит дрожащей рукой заключительную фразу в рукописи своей последней книги «На заросших тропинках»: «Иванов день, тысяча девятьсот сорок восьмого года. Сегодня Верховный суд вынес решение, и я заканчиваю свои записки» [4: 233].
И это стало последней, завершающей точкой, тем конечным пунктом, куда пришел гений, изменивший мировую литературу, и одновременно политик, осужденный за предательство своей страны.
А как же все началось?
Воды Атлантического океана глубоко врезаются в норвежскую землю. Но воды ни одного фьорда не проникают настолько глубоко, чтобы коснуться самого подножья горных массивов. И вот там, в долине у подножья Гальхёпигген, самой высокой горной вершины Норвегии, 4 августа 1859 года родился Кнут Гамсун, который стал четвертым ребенком в семье [1] .
Август называли здесь месяцем «железных ночей», ведь именно тогда часто приходили холода и за считанные дни земледельцам приходилось готовиться к приходу новой зимы. Надо было сторожить урожай, спасать зерно. Они жгли солому, устраивали множество костров, и если делали это сноровисто и при этом ветер дул в нужную сторону, то дым спасительной пеленой окутывал будущий урожай. Больше всего на свете они страшились августовских морозов — «железных ночей».
1
Имя Гамсуна — Кнут было записано в свое время в церковной книге со звонкой согласной на конце — Кнуд. Фамилию, по тогдашнему обычаю, он стал носить по имени своего отца — Педерсен, то есть сын Педера. Когда он вырос, то обрел фамилию Гамсунд по названию усадьбы Гамсунд, где прошло его детство в Нурланне, впоследствии убрал последнюю букву фамилии.
Отец Гамсуна, Педер Педерсен, сражался с морозами на арендованной земле, на земле, принадлежащей его шурину Уле Ульсену. Отец был человек подвижный, как ртуть, беспробудный пьяница, отчаянный бабник, ему вечно не хватало денег. Наиболее богобоязненные считали, что он одержим дьяволом. Другие — что в этом он просто пошел в мать. Ведь у нее в роду были такие, кто бросался в реку и вешался. В роду у его отца также было полно помешанных, но сам он был человек мягкий и спокойный.
Кнуту Гамсуну было всего несколько месяцев, когда его дядя, брат матери, после нескольких лет отсутствия внезапно вернулся домой. Уле Ульсен наградил младенцами множество женщин в разных частях страны, не женившись ни на одной из них. За удовольствие, как известно, надо платить, а он и не думал, так что им занялись судебные органы, последовали штрафы, взыскание алиментов, от выплаты которых он успешно уклонялся. Дело дошло до того, что теперь ему уже грозил принудительный аукцион как со стороны властей, так и со стороны частных лиц. Он остро нуждался в деньгах и объявил о продаже своей усадьбы в кратчайший срок.
Отец Гамсуна надеялся, что сможет выкупить усадьбу, выплачивая ее стоимость своему шурину в течение многих лет, и сделал отчаянную попытку предотвратить катастрофу. Он предпринял длительное путешествие через полстраны, за полярный круг. Здесь жил другой брат его жены, который переселился в эти края несколько лет тому назад. Но тот, как оказалось, не собирался спасать усадьбу предков. Теперь у отца Гамсуна в жизни оставалось только две возможности. Первая — эмигрировать в Америку, подобно множеству других своих соотечественников, число которых в Америке в следующее десятилетие составило два миллиона человек — это почти треть населения Норвегии. В Америке лишь число эмигрантов из Ирландии превысило эту цифру. Альтернативой эмиграции могла стать аренда маленькой усадьбы, которую зажиточный Ханс Ульсен собирался приобрести на полуострове Хамарёй, там же, где он арендовал землю, в пасторской усадьбе.
И вот, за два месяца до того, как маленькому Кнуту исполнилось три года, все семейство, в котором уже было пятеро детей, покинуло свой родной горный край. Путешествие на север, за полярный круг заняло три недели. Сначала они ехали на лошади, потом шли по старому пути паломников до Тронхейма, а дальше добирались пароходом. Они проделали путь, равный тому, что привел бы их из Норвегии в Италию, если бы они двигались на юг, а не на север.
Это был Иванов день 1862 года.
Бабушка маленького Кнута Гамсуна всегда отличалась слабыми нервами и не прожила и четырех месяцев в суровом морском краю. После ее похорон совсем пала духом Тора Педерсен, мать Кнута Гамсуна. В 1864 году она родила своего шестого ребенка — девочку.
Пятилетний Кнут и его сестренка Анна Мария, младше его почти вдвое, постоянно ссорились между собой, а также оба были недовольны тем, что новорожденная София Мария поглощала все внимание матери, ведь именно ее, а не одного из них, та постоянно держала на руках. Кнут был уже великоват, чтобы мать заботилась о нем так же, как о младших сестренках, и еще слишком мал, чтобы играть со старшими братьями, которым было тогда восемь, десять и тринадцать лет.