Неизгоняемому нравилось здесь, он нашел отличное место для охоты. Много темных углов, где можно поджидать беззащитную жертву, много лазеек и много добычи. Человек, одержимый им, старался смотреть на здания и отворачивался, чтобы не видеть беззащитных людей.

– У каждого своя правда, – произнес вслух Сагюнаро слова отца, все еще звучащие в памяти.

– Это верно, – охотно откликнулся Руам. – Взгляни на того нищего.

Маг указал на тощего, скрючившегося человека, замотанного в рваные желтые тряпки, он полз по улице, боком, словно краб, то ли боясь, то ли не в силах подняться. Из темноты под капюшоном, низко надвинутом на лицо, поблескивали глаза. Голые ноги с распухшими красными ступнями вытягивались из-под тряпья и снова прятались, словно неуклюжие клешни.

– Он считает, что не заслуживает другой жизни. – Руам говорил без жалости, без осуждения, без сожаления, просто констатировал факт. – У него не возникает желания изменить ее. Ему это даже в голову не приходит, ведь он родился в низшей касте и будет продолжать влачить свое жалкое существование до самой смерти. Для него это единственная реальность. Да и для остальных тоже… Но мы с тобой знаем, что возможно все.

– Правда становится истиной, если в нее верят хотя бы два человека. – Сагюнаро отвернулся, пока у шиисана не возникло желания напасть на подбитую, доступную добычу, и наткнулся взглядом на второго такого же, опасливо наблюдающего за ним из-за груды мусора.

– Правда становится истиной, если один человек, наделенный властью, приказывает считать ее таковой, – внушительно произнес Руам, взял Сагюнаро за плечо и направил к узкому ходу между двумя домами.

На следующей улице, идущей параллельно бедному кварталу, оказалось посветлее, поменьше мусора, на крышах домов виднелись кадки с зеленеющими растениями. Потянуло запахом рыбы, жаренной на углях.

Два мужчины в одинаковых черных одеждах стояли на углу, вооруженные загнутыми клинками. На груди их курток-бакху виднелись серебряные значки. Сагюнаро прищурился, чтобы рассмотреть символы стражи, но воины дружно склонились перед Руамом. И не выпрямлялись, пока тот, благосклонно кивнув, не прошел мимо.

– Толпа считает – маг, одержимый шиисаном, опасен, и его необходимо уничтожить, – продолжил рассуждать спутник, – а я говорю, что подобный заклинатель наделен редким даром и заслуживает поклонения. И оба эти мнения справедливы. Но какая правда ближе тебе?

– Ни та ни другая. Мне не нужно поклонение. Я просто хочу научиться справляться с этим. Спокойно жить.

– Тогда есть еще один путь. Если мир не принимает тебя таким, какой ты есть, – измени мир.

– Лучше я сам постараюсь измениться.

– Не сможешь. Прежним тебе уже не бывать.

Сагюнаро промолчал.

В нем давно боролись два желания – броситься бежать, нырнуть в ближайший переулок, затеряться среди домов и – продолжать идти рядом с магом в надежде узнать что-то новое. Пока жажда знаний побеждала.

– Руам, могу я задать вопрос?

– Да, конечно, – с готовностью отозвался маг. – Спрашивай о чем хочешь.

– Что ты знаешь о черном кодзу?

Руам хмыкнул насмешливо.

– В твоей ситуации более логично было бы интересоваться, что мне известно о шиисанах. Но я отвечу – это коварный, агрессивный, умный дух. Паук, следящий за своей жертвой, затягивающий ее в паутину, а затем высасывающий жизнь. Что еще тебя интересует?

– На каких условиях он будет помогать человеку… заклинателю?

– Беспокоишься о друге? – понимающе улыбнулся Руам, щурясь на солнце, играющее лучами на отполированных медных дверных ручках, выкованных в форме змееподобных крылатых нагов и нагинь. – В отличие от шиисанов, которые заинтересованы в превращении магов в себе подобных, он не нуждается ни в учениках, ни в друзьях, ни в помощниках. Пауку все равно, кто попадает в его сеть – комар, муха или такой же паук. Он сожрет любого. И не отстанет до тех пор, пока не оставит от жертвы пустую высохшую оболочку.

– Как от него можно освободиться?

– Никак. – Маг наклонил голову в ответ на приветствие двух мужчин, сгибавшихся под тяжестью огромных корзин, наполненных камнями.

Спутники вышли на небольшую площадь перед маленьким храмом, окруженным столбами с белыми фонариками. Ночью те должны были загораться и сиять в темноте рядами светлых, стройных контуров, за которыми терялось каменное здание, напоминающее резную шкатулку с крышей в виде опрокинутого цветка лотоса.

Знаки на каждом фонаре означали одно и то же – просьбу о здоровье и удаче.

Несколько паломников в одинаковых синих балахонах стояли на коленях, глядя на черный провал открытой двери. Ожидали появления духа, служителя или просто молились.

– Я могу отправить письмо? – спросил Сагюнаро, глядя на эти ровные, четкие символы.

– Можешь… А ты уверен, что оно дойдет? – Руам рассмеялся, увидев выражение лица спутника. – Нет, я не угрожаю. Я просто не знаю, в этом ли мире находится сейчас тот, кому ты хочешь его отправить. Или болтается в паутине кодзу. Если хочешь, напиши и отдай мне.