Если позволить себе говорить штампами, то выражение «страна контрастов» к Испании бы подошло как нельзя лучше. Побережье Средиземного моря уже через 60 километров переходит в заснеженные горы, дремучие леса сменяются полупустыней. В прогнозе погоды галисийские +12 °C в июне спорят с +35 °C в Андалусии. Национальная гитара играет следом за традиционной волынкой, опустевшие от нищеты деревни находятся всего в сотне километров от вилл голливудских звезд. Такая она, эта страна, многим совсем и не знакомая, — все здесь ярко, контрастно, как будто кто-то, печатая фотографию, случайно передержал ее в проявителе, сделав краски режущими глаз.

Когда еще только въезжаешь в Галисию со стороны центра полуострова и тебе даже не видны пока ее изрезанные морем скалистые побережья, уже понимаешь: что-то здесь не то. Холмы, поросшие вереском, многовековые деревья у их подножий, участки, где вода вступила в такое единство с сушей, что уже сложно различить, где здесь проходимая часть, а где болото, заставляют задуматься: Испания ли это или в действительности Коннемара? Сувенирные магазины города, отмеченного на картах миллионов пилигримов, помимо всевозможных вариантов безделушек с ракушкой, символом Сантьяго-де-Компостела, предлагают на выбор тысячи и тысячи вариаций кельтского орнамента, статуэток эльфов и друидов и равноугольного квадратного креста. Вечером выходишь на главную площадь, к подножию этой громадины, красоту которой уже описали все на свете путеводители, собору Святого Иакова, тебя приветствует группа музыкантов, играющих на волынках, и это окончательно сбивает с толку и заставляет потерять всякую ориентацию, в какой стране ты находишься.

Кельты жили здесь не так и долго относительно других народов, но их пребывание проросло корнями в местную культуру, сделав Галисию едва ли не единственным местом на всем полуострове, где кельтский след проявляется так явно. Характерные круглые постройки с соломенной крышей, похожие не то на каменные юрты, не то на жилища мифических персонажей, строили здесь вплоть до ХХ века. Сейчас все они преобразованы в музеи, но еще в 1970-х в них проживали галисийские хуторяне. Когда ни включишь местное радио, обязательно услышишь очередную балладу с проигрышами на волынке, которая, если бы не язык, сразу перенесла бы тебя на Изумрудный остров, в окружение персонажей Джойса.

От Испании в Галисии практически ничего и нет. Язык — странная вариация латыни, больше похожая на португальский, со всеми характерными ему r'ua и n~ao. Собственно, когда-то было время, когда два этих языка ненадолго сплелись воедино, и до сих пор многие путают их, что на слух, что по написанию. Галисийский фольклор, будь то музыка или детские сказки, весь пропитан кельтикой. Напитки и еда — яблочный сидр, океанские осьминоги, тунец и гребешки — тоже мало ассоциируются с привычным нам образом этой южной страны. Что до природы, то все здесь слишком похоже на Британские острова, чтобы быть Испанией. Скалистые берега, изрезанные морем, непроходимые топи, изумрудные холмы. Римляне называли Галисию finis terra — край земли, и по-своему это так и есть. Выходец из этих земель, Франсиско Франко, ни на йоту не сделавший одолжения родной провинции, запрещавший местный язык и убивавший национальную культуру, так и не смог добиться от Галисии хоть какой-нибудь похожести на остальную страну. Этот край дождей и туманов, а в какое бы время года ты сюда ни приехал, здесь всегда льют дожди и стоят туманы, имеет, кажется, больше связи со своими океанскими соседями — французской Бретанью, Ирландией или Уэльсом, чем с той страной, в состав которой он входит.

Говорят, одним из пунктов доктрины Бен Ладена было возрождение на территории Испании мусульманского господства. Человек, мало знакомый с историей Иберийского полуострова, вряд ли свяжет один из мировых символов христианства, страну с третьим после Иерусалима и Рима центром католического паломничества с мусульманской культурой. Между тем многое из того, что мы так любим ассоциировать с «настоящей Испанией», в том числе и некоторые из ее католических храмов, своим происхождением обязано именно арабско-исламской цивилизации.

Аль-Андалус, блестящая мусульманская страна, в которую входила территория современных Испании и Португалии, с главенствующей Кордовой, возникла стремительно, стойко продержалась на протяжении семи веков и оставила после себя неизгладимый след.

Нащупать этот след нетрудно и без учебников истории искусств, если побывать однажды в летний день в Гранаде. Задыхаясь от раскаленного воздуха, собраться с силами и заставить себя дойти до ее исторического района Альбайсин. Там, заблудившись в кривых, ползущих в гору улочках, набрести на торговый квартал, купить у арабского лавочника стакан гранатового сока, решить, что знакомство с историей на сегодня закончено, и начать искать выход из этого лабиринта беленных известкой домов. Окончательно потерявшись, натолкнуться случайно на самые древние в Испании бани, цыганские пещеры и выйти к церкви Сан-Хосе, безошибочно угадав в ее башне арабский минарет. Прямо напротив — облепленная туристами Альгамбра, город-сад, рукотворное чудо света, прямиком переносящее вас во все восточные сказки разом.

Андалусия, самая испанская из всех провинций, на самом деле не что иное, как памятник великой мавританской цивилизации. Арабы провели в эту засушливую местность воду, привезли сюда хлопок, ввели шелководство и ткацкое искусство, высадили множество неизвестных до этого здесь садовых культур. Даже один из символов южной Испании, гранатовое дерево, появился здесь благодаря арабам.

Но главное, что подарили мусульмане Иберийскому полуострову, — это, без сомнения, мудехар — синтетический стиль в архитектуре, прикладном искусстве и живописи, который возник в период существования государства Аль-Андалус. В этом стиле были построены многие дворцы и мечети Севильи и Кордовы, Каталонии и Кастилии. По иронии судьбы в городе, ставшем впоследствии одним из символов католической Испании, Толедо, основная и важнейшая историческая часть построена именно в мусульманском стиле мудехар.

Однажды моя знакомая, преподавательница Университета Барселоны, сказала: «Нет в Испании большей провинции, чем ее острова». Это прозвучало довольно уничижительно, будто вот здесь только, на материке, и есть настоящая жизнь, которой никогда не будет ни на канарском Лансароте, ни на балеарской Форментере. Потом только, когда я поближе узнала жизнь островитян, я поняла весь смысл ее слов. Провинция здесь не в отсутствии цивилизации и хорошего сообщения с другими странами, постоянно привносящего что-то новое в жизнь местных жителей. Провинция на островах — это вечный покой и наименьшая заинтересованность в хлопотах на «Большой земле».