Три — священное число индоевропейцев (да и не только их). Индоевропейская мифология подразумевает три группы богов, индоевропейская традиционная социология — три связанные с ними касты. Боги смерти и магии — каста браманов, магов, жрецов и учителей. Боги войны — каста воинов. И боги плодородия — каста свободных людей, земледельцев, строителей, купцов. Не выше и не ниже в общем смысле. Три начала, без взаимодействия которых невозможен мир.

Единая Традиция наследников культуры боевых топоров разделилась на три ветви. Несложно увидеть, что это разделение отвечает общеиндоевропейскому триадному принципу, и каждый из наших этносов имеет свою «специализацию», несет на себе печать одного из триады высших индоевропейских богов.

Кельты, ушедшие на закат, — магия и смерть.

Германцы, оставшиеся на севере, — война.

Славяне, ушедшие на восход солнца, — плодородие и рождение.

Конечно, в каждом народе есть свои маги, свои воины и свои земледельцы. И тем не менее, три частные Традиции, на которые разделилась некогда Традиция исходная, представляют три стороны изначальной Силы…»

Таким образом, в нашей работе мы руководствовались именно таким принципом поиска.

Мы изучали исландские и ирландские саги, волшебные сказки шотландцев и валлийский Мабиногион. Мы исследовали наследие друидов, дошедшее до нас в том числе в творчестве истинных кельтских бардов, сохранивших и в современном мире свою сакральную жреческую функцию (прекрасным примером чего может послужить жизнь и творчество Роберта Грейвса). Мы изучали воинские обычаи северных германцев, исландские саги и предания старшей Эдды, а также русские народные сказки и предания, как дошедшие до нас в изустной форме, так и воспринятые через призму литературного гения таких гигантов, как А. С. Пушкин. Мы изучали фольклорные обрядовые песни, игры и традиционные действа славянских народов, от Заполярья до Кавказа и Прикарпатья. Мы знакомились с деятельностью современных языческих организаций, как молодых российских, которым насчитывается не более 10 лет, так и обладающих солидным опытом, как, например, почти 200–летний «Орден бардов, оватов и друидов» Британии. Огромным подарком стало для нас близкое общение с нашими литовскими сородичами, семьей Тринкунасов, музыкальным коллективом «Кулгринда», неоязыческой и фольклорной организациями «Ромува» и «Рамува». Знакомство с живой — и все более оживающей на глазах — традицией балтов стало для нас откровением: балты — четвертая ветвь северных индоевропейцев — со своей неподражаемой, насквозь языческой и матрической культурой, не примыкают вполне к какой-либо из указанных трех ветвей, но представляют своего рода заповедную территорию, на которой Традиция сохранила первоначальный, давний–предавний образ гармонии всех трех ветвей. Именно балты из всех североевропейских народов в наиболее первозданном виде донесли до нас сегодняшних практики традиционных обрядов, песнопений, обращений к Силам — в первую очередь за счет сохранности языческой традиции, в виде прямой передачи существовавшей на территории Литвы вплоть до конца позапрошлого века.

В мифологии и сакральном наследии кельтов, в воинских традициях скандинавов, в народном фольклоре и аграрных обычаях славян и в околоприродной обрядовости балтов мы черпали ту необходимую нам информацию, которую в конечном итоге смогли синтезировать в общее представление о сакральном, обрядовом, магическом, природном смысле традиционного календаря…

В своих «Магических искусствах Древней Европы» Антон Платов начинает рассмотрение магического традиционного календаря с интерпретации известной славянской сказки о 12 месяцах.

Эта сказка дает прекрасное представление о традиционном восприятии календарного круга. Не формальное представление абстрактного промежутка астрономического времени, но ЖИВАЯ картина рождения, развития, увядания и смерти; совокупность одушевленных образов, символизирующих различные точки поворота годового колеса, от младенца до старика — именно так видели священный год наши предки… Именно так у источника всех вод, у корней Древа мира увидела Священный Год девочка, попавшая в компанию двенадцати — а в более ранних версиях, несомненно, восьми — его божественных Ликов.

В основе любой магии лежит общеизвестный закон подобия — в мире все подобно всему. Так и коловращение сильных точек года традиционного календаря издревле связывалось с циклами жизни Божества — от его рождения — через возмужание — в смерть и трансформацию в новую жизнь.

Путь навстречу Зимнему Солнцу — это путь темной стороны года, длящийся с Самайна по Бельтан — с конца октября по начало мая. Это — путь темной трансформации, дорога, которой молодой Бог проходит в поиске Богини. Бог, умирающий на Самайн, возрождающийся в новой силе на Коляду и встречающий свою Богиню на

Бельтан, — чем начинается светлая половина года, которая достигнет своей высшей точки в момент летнего солнцеворота. Цикл этот повторяется каждый Новый год, и каждый раз нет полной уверенности в исходе пути сквозь тьму, но ясным символом торжества летних сил проходит с нами зимним путем образ праздника Купалы…

Цикл умирания Бога начинается с поворота годового колеса на летнее Солнцестояние. В этот день по кельтскому древесному календарю Молодой бог–падуб убивает Старого бога — дуба: похороны Бога знаменуют собой начало поворота года на зиму, к новому перерождению и новому возрождению (см. у Р. Грейвса).

Во всех традициях, а также во многих наследовавших традиционным церковных представлениях ранней весной, в точке Имболка, впервые проявляется женственная сила Богини — пока еще в своей девственной ипостаси (Дева). Весенняя богиня, встречаемая на Масленицу — юная девушка, на Бельтан и русальные пляски конца мая — начала июня — буйствующая в свои последние незамужние часы молодая девица, опасная своей дикой, иносторонней красотой; мужней женой предстает Богиня в час своего бракосочетания на летнее Солнцестояние и умирает на Лугнасу, в осенних же праздниках место молодой женщины постепенно занимает старуха — Макошь, третья ипостась, символизирующая Ту сторону силы. В зимний период землю хранят чары Морены, старухи- смерти, покров которой милосердно сохраняет семя новой жизни для новой весны. С нею вместе, хранит зимний мир после смерти молодого бога Вещий, Владыка Павших, великий Бог, древнее самой смерти, повелевающий силами по обе стороны реки Смородины, разделяющей срединный мир от мира Иного.