Ко мне подплыл Марлен.

«Морские ласточки», — нацарапал он на дощечке. Конечно, ласточки… Как же их называть еще?

Прямо подо мной из водорослей торчала серая палка. Вдруг я заметил что палка

Живая!

Я решился, набрал воздуху и нырнул.

Я увидел полянку, поросшую бурыми водорослями, а среди них здоровенную рыбу-иглу. Рыбу-иглу, которых полно в матрасах, набитых морской травой.

«САМАЯ БЕЗОБИДНАЯ ИЗ РЫБ» — так пишется в книгах.

Я протянул руку.

Рыба тронулась с места и пошла на глубину. В камни. Она плыла ужасно нелепо, плыла СТОЯ — головой вверх, хвостом вниз.

Глубже, глубже…

Я снова протянул руку, схватил иглу и…

МНЕ НЕ ХВАТАЕТ ВОЗДУХА!!!

Изо рта выскочил серебряный пузырек. Перед глазами пошли круги.

Я потерял сознание…

Чья-то сильная рука тащила меня наверх…

Вот все, что я помню.

Спас меня Марлен.

Это он заметил: со мной что-то неладное.

А Веня?

ОН ДУМАЛ О СВОИХ ДВАДЦАТИНОГИХ.

Обо мне он забыл.

НУ КОНЕЧНО, ВЕДЬ У МЕНЯ ДВЕ НОГИ…

У Марлена с ним был неприятный разговор.

Веня целый день потом ходил в пятнах. Как жираф. Двадцатиногие, и верно, не давали ему покоя.

То и дело Веня доставал из-за борта ведро воды. Воду процеживал через марлю.

На марле оставался комочек голубоватой слизи. ЭТО БЫЛИ РАЧКИ.

Вернее, в слизи было ЧТО УГОДНО, и рачки тоже. Слизь он осторожно собирал на стеклышко и рассматривал через микроскоп.

НОВЫЕ ВЕСЛОНОГИЕ НЕ ПОПАДАЛИСЬ.

В каюте, над койкой Марлена висело ружье. Необыкновенное ружье. Для подводной охоты.

Оно стреляло гарпуном. Две стальные пружины вились бок о бок вдоль металлического ложа.

— Этим ружьем можно убить кита, — сказал как-то Марлен.

Я не понял, шутит он или всерьез.

Разве можно такое страшное оружие оставлять на стене, без присмотра?

Однажды, когда Марлена не было, я снял ружье со стены и попробовал взвести курок. Тяжелые пружины едва шевельнулись.

Я понял, почему Марлен не боится за ружье.

Кроме него, с ружьем никому не справиться!

Мы ходили по шхуне растрепанные и волосатые.

Один Веня в аккуратной соломенной шляпе.

— Очень милая шляпка. Где ты ее достал? — спросила однажды Кая.

— Не твое дело, — обиделся Веня.

— Позор! — сказал Марлен. Он давно присматривался к Вениной шляпе. — На корабле — такая панама! Нас примут за диверсантов и арестуют.

— Это бриль, — гордо возразил Веня.

— Вот и хорошо. Выброси его за борт.

Марлен до сих пор не простил Вене случай со мной.

Потянулись скучные дни.

Каждое утро «Тригла» снималась с якоря и шла в «точку»— к заранее намеченному месту.

Таких «точек» Марлен наметил сорок.

В «точке» Марлен и Дима осматривали дно. Веня брал станцию. Я записывал рыб.

Каждый день одно и то же.

Вначале мы с нетерпением ждали возвращения водолазов. А вдруг сегодня нашли?

— Нет! — мрачно говорили они.

И мы привыкли.

Мы только вопросительно смотрели на них, а они в ответ только качали головами.

Потом мы перестали смотреть, а они перестали качать.

Тогда все стали пожимать плечами.

— Кто знает, где эти камни? — говорили мы. — Может, никаких отпечатков-то и не было?

Тогда Марлен вытаскивал из бумажника пожелтевшую фотографию.

— Отпечатки были вот здесь, — показывал он.

Я так много думал о древних следах, что как-то ночью мне даже приснился ихтиозавр.

Большой, серый. Сначала он шел по берегу, а потом поднялся на задние лапы и вошел в воду.

Он подошел к «Тригле» и, подняв над ней маленькую злую головку на тонкой шее, зловеще замер.

Я проснулся в холодном поту.

— Эх ты! — сказал Марлен, когда я рассказал ему сон. — По-твоему, ихтиозавры на четырех ногах? А ну нарисуй.

Я нарисовал.