Там, к его несказанному изумлению, консул вручил ему письмо от Збышевского. Поспешно вскрыв конверт, Чебышев прочитал: «Милостивый государь, Пётр Афанасьевич, Вы, конечно, догадались, что выдуманное мною поручение в Нинчпо, о котором я пишу на пароходе, дичь. Я это придумал для того, чтобы команда парохода “Америка” не последовала сейчас же моему примеру, то есть не бежала бы.

(Далее по-французски написано: «Прошу Вас сохранить всё в секрете и скрыть этот скандал в семье, или объявить об этом всему свету».)

Но с моей стороны я принял все меры, чтобы никто об этом не знал. План был устроен так, что ни один из моих знакомых не будет знать, что со мной случилось. Я уже давно был, проникнут убеждением, что продолжать службу мне не следует, но невозможность получить отставку меня приводила в отчаяние. Нынче же, когда я, может быть ошибочно, убеждён, что следует ожидать войны с защитниками моего бедного истерзанного отечества, оставаться здесь с вами было бы дважды подло против вас всех, против моего священного дела, как поляка. Вы, как начальники, может быть, даже как русские, меня будете клеймить и осуждать, но как частные и честные люди подумайте над трагичностью моего положения и у вас грустно сожмётся сердце. Подумайте, как сильна должна быть причина, заставившая меня, прослуживши с преданностью к делу и усердием, равным каждому из вас, более 13 лет, дезертировать. Кто из вас не читал свою историю, не благословляя в душе имена Минина и Пожарского, благодаря которым, вы, счастливцы, чтя их имена, не знаете и не понимаете, что значит ненавистное иго чужеземцев. Кто чувствует, тот понимает то священное чувство, которое заставило меня расстаться с вами. У вас ещё остаются на эскадре поляки, но тем предстоит роль зрителей. Они доктора или механики, мне же приходилось, кто знает, может быть командовать судном в бою и изменить тогда я бы не смел, привыкши с уважением смотреть на ваш флаг, как на мой родной. Я, может быть, стал бы защищать его против всех своих убеждений и против долга. Одним словом, оставаться более нельзя. Прощайте».

Пётр Афанасьевич, из сумм парохода я взял всё, что мне следует по 1 июня. Все счета мною проверены. Консульство уплачивало, хотя довольно мошенническим путём, постоянно потворствуя своим протежированным мастерам. Всё, одним словом, сделано… и примите все предосторожности, чтобы по возможности принести менее ущербу моим бегством. Но Вы будьте так добры, прикажите сейчас же поверить все суммы на пароходе и оградите меня от того, чтобы кто-нибудь, пользуясь неизвестностью, не запятнал бы моей чести…»

Следует пояснить, что у командира хранились очень большие суммы денег в золоте и валюте для выдачи жалованья экипажу, покупки продовольствия, воды, одежды, угля, производства ремонтов и т. п. О них и беспокоился Збышевский. А возмущался он консульскими чиновниками, через которых шли расчёты за ремонтные работы. Те платили знакомым китайским подрядчикам по завышенным ценам, а разницу делили с ними. Втягивали в подобные махинации и некоторых нечистых на руку командиров судов.

Ошеломлённый прочитанным письмом, Чебышев немедленно доложил адмиралу о случившемся. Попов принял все зависящие от него меры, чтобы схватить беглеца, благо опыт поимки беглых матросов имелся немалый, но всё оказалось безрезультатным. О побеге Збышевского Попов доложил шифровкой в Министерство. Одновременно он написал секретное письмо и отправил вместе с рапортом Чебышева и письмом Збышевского. Своё письмо Попов сопроводил прошением об отставке с должности командующего эскадры. Краббе ответил: «Бегство Збышевского произвело на меня самое тяжёлое впечатление. Это первый случай в летописях нашего флота измены флагу. Жаль, что бежавшего не удалось захватить, я уверен, что Вы не задумались бы расстрелять в 24 часа». Прошение об отставке Попова он отклонил.

Александр II и великий князь Константин находились в Крыму. Краббе отправил им фельдъегерской почтой все документы, полученные от Попова, и добавил свой короткий доклад: «С глубоким прискорбием поставлю долгом сообщить Вашему Императорскому Величеству, что старший офицер, находящегося в составе эскадры Тихого океана корвета “Рында”, лейтенант Збышевский, назначенный временно командовать пароходом “Америка”, изменил русскому флагу и, оставив вверенный ему пароход, скрылся в Шанхае, где не могли его отыскать.

Збышевский — родом поляк — считался одним из образованнейших и способнейших молодых офицеров нашего флота…»

Царь написал на докладе Краббе: «Крайне грустно». На запрос Краббе: «Судить ли заочно Збышевского?» царь ответил: «Не надо». Решили побег Збышевского скрыть от общественности, хотя всех остальных 214 офицеров, солдат и матросов, перешедших на сторону повстанцев, судили и приговорили к расстрелу или каторге. Даже спустя годы после восстания III отделение продолжало разыскивать беглецов и приводить приговоры в исполнение.

Экипажу «Америки» приказали молчать. Комиссия проверила всю документацию и денежные суммы, найдя их в идеальном порядке. На пароходе не было шифровальных материалов, тем не менее на эскадрах Попова и Лесовского сменили шифры и сигналы. Все секретные карты оказались на месте.

В военно-морском флоте в 1863 году продолжали служить 46 поляков, включая братьев Збышевских. Но по своей подготовленности и личным качествам только один Владислав Иеронимович представлял угрозу в должности командира повстанческого судна. Тем не менее за всеми остальными установили тайное наблюдение. На любую публикацию, связанную с именем Владислава Збышевского, наложили запрет. Во время польского восстания с эскадры Попова бежали семь матросов поляков и доктор Павлицкий. Они не были связаны со Збышевским. Павлицкий впоследствии стал одним из наиболее известных врачей в Сан-Франциско. Судьбы матросов неизвестны.

Збышевский нашёл князя Чарторыйского в его резиденции «H^otel Lambert». Князь рассказал ему о неудаче, постигшей экспедицию полковника Лапинского. Причиной провала экспедиции князь считал трусость капитана судна, англичанина Виверли, который сбежал с парохода. Чарторыйский предложил Збышевскому вернуться в Англию, где для него уже купили новое судно. Оставалось переоборудовать его и набрать людей. Впрочем, заверил князь, часть экипажа уже имелась. Её составили добровольцы — поляки, жившие в Англии. Оружие и «Каперский лист» от «Жонда Народового» Збышевскому обещали передать через лондонское отделение представительства повстанцев.