Шрифт:
А вот еще одна матросская песня в честь победителя при Чесме адмирала Спиридова, которая так и называется «Спиридов и матросы»:
Не цветами сине море покрывалося, Не лазоревыми Средиземное украшалось, Расцветало сине море кораблями Белыми полотняными парусами, Разными российскими флагами Не ясен сокол по поднебесью летает, Спиридов — генерал по кораблику гуляет, Он российских матрозов утешает, Утешает их, забавляет. Не вовсе мы на синем море погибнем, Воротимся мы в Русь с победой, Увидимся с отцами-матерями, Со братами и сестрами, Со молодыми своими женами, Со милыми детьми со родными. Матрозы печаль забывают И с радости еще пробыть там желают.Многие матросские песни были если и не слишком замысловатые, то все же весьма душещипательные:
Матрос в море уплывает, свою жинку забывает! Вот калинка, вот малинка, в море не нужна нам жинка! Баталер нам выдал чарку, прощай, милая сударка! Закрепили крепче пушки, прощай, милая Марушка! Выстрела как завалили, и Прасковью позабыли Засвистал нам боцман в дудку, мы забыли про Машутку. Ветер воет, рвутся снасти, прощай, люба моя Настя! Затрещала парусина, прощай, милая Арина! Рвутся паруса в лохмотья, прощай, женушка Авдотья! Закрепили паруса, прощай, Аннушка-краса! Надоела черна каша, прощай, друг любезный Саша! Вот калинка, вот малинка, в море не нужна нам жинка! С моря мы придем назад, каждый жинке своей рад!Что касается музыки, то судовая музыка на протяжении всего XVIII века находилась в самом печальном положении. Корабельный оркестр, как правило, состоял только из трубачей и литаврщиков, назначаемых по три человека на каждый корабль и по два на фрегат. «Сколь недостаточна и даже отвратительна, — писали современники, — должна быть музыка, из такого числа труб составленная, сие всякому представить себе можно».
В свободное от плаваний время всех музыкантов объединяли в одну команду под началом капельмейстера. На корабле главнокомандующего полагалось иметь «хор трубачей» и «инструментальную музыку», тогда так на кораблях младших флагманов только «хоры трубачей».
К началу XIX века положение с корабельной музыкой улучшается. В мемуарах моряков того времени встречается немало свидетельств того, что судовые оркестры уже исполняли не только примитивные марши, но и весьма сложные музыкальные произведения известных композиторов. Между командирами эскадр и капитанами линейных кораблей порой происходили даже своеобразные конкурсы на лучший оркестр, а талантливые музыканты были в большой цене, и если их приходила нужда отдавать на другой корабль, то обменивались они каждый на несколько опытных марсофлотов.
Русские адмиралы любили и ценили оркестровую музыку. К примеру, высокими ценителями музыки были адмиралы Спи-ридов и Круз. Что касается Спиридова, то во время сражения с турецким флотом в Хиосском проливе в 1770 году он приказал оркестру играть до последнего человека! Под оркестровую музыку вел сражение со шведским флотом у Красной горки в 1790 году и адмирал Круз.
Любили матросы российского парусного флота и поплясать от души, а так как женщин на корабле не было, то плясали прежде всего перепляс. В круг хлопающих в ладоши матросов вылетал плясун и начинал выписывать ногами кренделя, пускаясь вприсядку. В ответ выскакивал другой. Часто переплясы выражались в соревновании между вахтами, мачтами, батарейными палубами. Победителей переплясов ценили. Ими гордились, так же как и песенниками. Частенько лучшие плясуны, как и певцы, получали от начальства и внеочередную чарку, так сказать, за вклад в искусство.
Из книги И. Гончарова «Фрегат "Паллада"»: «Веселились по свистку, сказал я; да, там, где собрано в тесную кучу четыреста человек, и самое веселье подчинено общему порядку. После обеда, по окончании работ, особенно в воскресенье, обыкновенно раздается команда: "Свистать песенников наверх!" И начинается веселье. Особенно я помню, как это странно поразило меня в одно воскресенье. Холодный туман покрывал небо и море, шел мелкий дождь. В такую погоду хочется уйти в себя, сосредоточиться, а матросы пели и плясали. Но они странно плясали: усиленные движения явно разногласили с этою сосредоточенностью. Пляшущие были молчаливы, выражения лиц хранили важность, даже угрюмость, но тем, кажется, они усерднее работали ногами. Зрители вокруг, с тою же угрюмою важностью, пристально смотрели на них. Пляска имела вид напряженного труда. Плясали, кажется, лишь по сознанию, что сегодня праздник, следовательно, надо веселиться. Но если б отменили удовольствие, они были бы недовольны».
…Вечером перед самым отбоем собирались обычно на корабле матросы подле фок-мачты, где место для курения и разговоров уставом определено. Травили они там байки флотские, пели песни любимые:
Уж мне надобно сходить До зелена луга… Уж мне надо навестить Сердешного друга…Вначале распевая песни грустные, неторопливые, потом побойчее да повеселее. Наконец кто-то не выдерживал:
— Эх, веселое горе — матросская жисть! Давай круг, робяты!
Расступались тогда матросы, подвигались, давая простор плясуну. А тот как присвистнет, притопнет и пошел наяривать, только доски палубные гнутся! Вот еще двое не выдержали, тоже в круг повыскакивали.
— Давай, фока жары, наша мачта завсегда впереди всех стоит!
— Митька-то, Митька дает, даром, что ль, бизаньский!
И вот уже понеслась над притихшим рейдом, над волнами и кораблями удалая матросская плясовая:
Тпру ты, ну ты, Ноги гнуты… Попляши, попляши, Ноги больно хороши, Еще нос торчком, Голова крючком…