Но каждый раз власть все же озадачивалась вопросом: а что же будет, если все же вдруг когда-то какая-то организация, тот же ФНС, так соберет подписи в свою поддержку, что этого нельзя будет оспорить даже самым скандальным способом. Поэтому, «совершенствуя избирательное законодательство», она стремилась последовательно обрезать возможность участия в выборах для всех общественных и политических организаций так, чтобы через оставленное ушко могли пройти только контролируемые Кремлем. Те, кто не контролировался, должны были быть отсеяны и не допущены к избирательной кампании.

Для начала, в избирательном законе 1995 года количество собираемых подписей увеличили вдвое – со 100 000 до 200 000. Логика была проста: те, кто нам нужен, могут сдать в Центризбирком хоть резаную бумагу. Он все равно их зарегистрирует. А вот те, кто не нужен, пусть попробуют их собрать. Да и возможностей их не засчитать будет больше. Выше я уже писал об избирательной кампании ФНС в 1995 году. По ее итогам стало ясно, что запретить нам участие в выборах удается только со скандалом и явным нарушением закона.

Поэтому к следующим выборам решили подойти с другой стороны. Законом 1999 года участвовать в выборах разрешили только тем организациям, у которых в уставе специально записано, что они занимаются политической деятельностью, а в названии присутствует слово «политическая». Таким образом, организации, которые хотели участвовать в выборах, должны были перерегистрироваться. Хотя по своей сути – это глупость. Политическая деятельность – это вид общественной деятельности, и заниматься ею имеет право каждый гражданин страны, а уж тем более ее общественные организации. Для этого не требуется некое разрешение, выдаваемое власть предержащими. Во всяком случае, если речь идет о демократии.

Собственно, предполагалось, что грязную часть работы по запрету выборной деятельности неугодных организаций выполнит Министерство юстиции и не даст им пройти перерегистрацию. Так в ряде случаев и получилось. Но с ФНС это не сработало. Пришлось Центризбиркому опять действовать теми же топорными методами, что и в 1995 году.

Кстати, регистрация всероссийской политической организации почему-то не мешала требовать от нее сбора все тех же 200.000 подписей в свою поддержку. Хотя, если организация политическая и всероссийская, то кому же, как не ей, участвовать в выборах? А если ее список кандидатов находит поддержку у 200.000 избирателей, то какая разница, политическая она или нет?

Впрочем, логика явно не была сильной стороной этого закона. Тем более, что он разрешил регистрироваться за деньги и без подписей. Вносишь около 100 000 долларов, и выставляй свой список на здоровье! Как говорила популярная поговорка того времени: за ваши деньги – любой каприз! Правда, ни в одной другой демократической стране еще не додумались до того, чтобы так называемый избирательный залог был столь огромным. Курс Центризбиркома обозначился уже тогда: российская политика должна была стать чем-то вроде утехи для олигархов.

К выборам 2003 года никакой новой изюминки придумано не было (что, впрочем, не помешало принять новый избирательный закон). Поэтому решили развить лучшее, до чего дошла предшествующая законодательная мысль.

Во-первых, раз уж выборы стали игрушкой для олигархов, то чего стесняться-то! Разве 100.000 долларов для олигарха деньги? И сумма избирательного залога была увеличена аж в 15 раз, до 37.500.000 рублей. Пресловутые западные демократии со своими копеечными залогами (у кого они есть) остались далеко позади. Проступали черты новой, путинской демократии, которую позже назовут суверенной.

Во-вторых, идея фильтрации организаций еще на подступах, не доходя до выборов, пришлась Кремлю по вкусу и была еще более усилена. Теперь оказалось, что быть всероссийской политической организацией уже мало. Надо быть партией!

Но чтобы стать ею в путинской России, общественная организация должна была, по сути, превратиться в предприятие. Только с политическим профилем деятельности вместо коммерческого. Что тщательно расписывалось в только что принятом законе о партиях.

По этому чудесному акту получалось, что подлинная политическая партия – чисто общественная организация, имеющая свои политические взгляды, участвовать в выборах не могла. Ибо она должна была для начала трансформироваться в политическое предприятие со своей дирекцией, бухгалтерией, отделом кадров и т.д. При этом переписать поименно всех своих членов и сдать эти списки в соответствующие органы. Так что если у такой партии оказались бы действительно независимые взгляды, то кремлевской администрации такие списки пришлись бы весьма кстати. Поскольку свежеиспеченный закон о партиях удачно дополнялся одновременно принятым законом об экстремизме, который как раз и предназначался для их закрытия. Ибо под понятие экстремиста можно было подвести любого, кто не согласен с такой политической системой. А уж как прессуют не то что членов, а просто подписавшихся за выдвижение неугодных кандидатов, было известно еще с прошлых выборов.

Попутно, как всегда, оказалось, что система советской демократии была слишком либеральной. Это в Советском Союзе, с его почти 300-миллионным населением, политической партии достаточно было иметь 5000 членов. В наполовину меньшей по численности путинской России их требовалось уже вдвое больше – 10 000.

При этом тем, кто прошел через все эти тернии, все равно надо было собирать 200 000 подписей! Или готовить 1,5 миллиона долларов, чтобы Центризбирком, так уж и быть, позволил участвовать в выборах.