Шрифт:
Р. Скажите мне…
К. Когда он заявляет, что Коминтерн — это консервативная организация по сравнению с Биржей в Нью-Йорке, он указывает на крупных банкиров как на избирателей революции.
Р. Да, он сказал это в маленькой книжке, в которой он предсказал падение Англии… Да, он сказал это и добавил: «Кто толкает Англию на путь революции? — и ответил. — Не Москва, а Нью-Йорк».
К. Но припомните также его утверждение, что если финансисты Нью-Йорка и ковали революцию, то это делалось бессознательно.
Р. То объяснение, которое я уже дал для этого, чтобы понять, почему закамуфлировали правду Энгельс и Маркс, одинаково действительно и для Льва Троцкого.
К. Я ценю у Троцкого только то, что он в своего рода литературной форме интерпретировал взгляд на факт, сам по себе слишком известный… с которым считались уже раньше. Ибо, как правильно говорит сам Троцкий, эти банкиры «выполняют с непреодолимостью и бессознательно свою революционную миссию».
Р. И они выполняют свою миссию, несмотря на то, что Троцкий заявляет об этом? Что за странная вещь! Почему же они не выправляются?
К. Финансисты — бессознательные революционеры, ибо они таковы только объективно… в силу своей умственной неспособности видеть окончательные результаты.
Р. Вы искренне верите этому? Вы думаете, что среди этих настоящих гениев есть Кое-кто бессознательный? Вы считаете идиотами этих людей, которым на сегодняшний день подчиняется целый мир? Это-то действительно было бы глупейшим противоречием!
К. На что вы претендуете?
Р. Я просто утверждаю, что они революционеры объективно и субъективно; вполне сознательные.
К. Банкиры! Вы сошли с ума?
Р. Я — нет. А вы?.. Поразмыслите. Эти люди такие же, как вы и я. То, что они владеют деньгами в неограниченном количестве, поскольку они сами их создали, не дает нам возможности определить предел всех их амбиций… Если человеку доставляет чтолибо вполне удовлетворение, то это удовлетворение его честолюбия. И больше всего — удовлетворение властолюбия. Почему бы им — этим людям-банкирам — не обладать импульсом к господству… к полному господству? Так же, точно так же, как это происходит у вас и у меня.
К. Но если, по-вашему, — так же думаю и я, — они уже обладают всемирной политической властью, то какой же еще другой хотят они обладать?
Р. Я вам уже сказал: полной властью. Властью, как у Сталина в СССР, но всемирной.
К. Такой властью, как Сталин, но с противоположной целью?
Р. Власть, если в реальности она абсолютна, может быть только одна. Идея абсолютности исключает множественность. Поэтому власть, к которой стремится Коминтерн и Капинтерн, являющиеся вещами одного и того же порядка, будучи абсолютной, в политике тоже должна быть одна-единственная и идентичная. Абсолютная власть имеет цель в самой себе, или иначе она не абсолютна. И до сегодняшнего дня еще не изобретена другая машина полновластия, кроме Коммунистического государства. Капиталистическая буржуазная власть, даже на самой высшей своей ступени, власть кесаря, есть власть ограниченная, ибо если в теории она была воплощением божества в фараонах и цезарях в древние времена, то все-таки благодаря экономическому характеру жизни в тех примитивных государствах и при технической отсталости их государственного аппарата, всегда оставалось поле для индивидуальной свободы. Понимаете ли вы, что те, которые уже частично господствуют над нациями и земными правительствами, претендуют на абсолютное господство? Поймите, что это — то единственное, чего они еще не достигли…
К. Это интересно; по крайней мере, как пример сумасшествия.
Р. Разумеется, сумасшествия в меньшей степени, чем у Ленина, мечтавшего господствовать над целым миром на своей мансарде в Швейцарии, или сумасшествия Сталина, мечтавшего о том же во время своей ссылки в сибирской избе. Мне кажется, что мечты о подобной амбиции гораздо более натуральны для денежных господ, живущих в небоскребах Нью-Йорка.
К. Давайте закончим: кто они такие?
Р. Вы так наивны, что думаете, что если бы я знал, кто «Они» такие, так я сидел бы здесь пленником?
К. Почему?
Р. По очень простой причине, ибо того, кто знаком с ними, не поставили бы в такое положение, когда он был бы обязан сделать на них донос… Это элементарное правило всякой умной конспи
рации, что вы должны понимать прекрасно.
К. Вы ведь сказали, что это банкиры?
Р. Я — нет; припомните, что я всегда говорил о финансовом Интернационале, а персонализируя, всегда говорил «Они» и больше ничего. Если вы желаете, чтобы я откровенно вас информировал, то я только сообщу факты, а не имена, ибо я их не знаю. Думаю, что я не ошибусь, если скажу вам, что ни один из «Них» не является человеком, занимающим политическую должность или должность в мировом Банке. Как я понял, после убийства Ратенау в Раппало они раздают политические и финансовые должности только людям-посредникам. Ясно, что людям, заслуживающим доверия и верным, что гарантируется на тысячу ладов, таким образом, можно утверждать, что банкиры и политики — это только «соломенные чучела»… хотя они и занимают очень высокие посты и фигурируют как авторы выполненных планов.
К. Хотя все это понятно и одновременно логично, но не является ли обоснованное нами неведение только вашей уверткой? Как мне кажется и по имеющимся у меня сведениям, вы занимали достаточно высокое положение в этой конспирации, чтобы не знать гораздо больше… Вы даже не знаете персонально ни одного из них?
Р. Да, но, разумеется, вы мне не верите. Я дошел до того момента, где объяснил, что речь идет о человеке или о людях с персональностью… как бы это сказать?.. мистической, как Ганди или что-нибудь в этом роде, но без внешнего показа. Мистики чистой власти, освободившиеся от всяких пошлых случайностей… Не знаю, понимаете ли вы меня? Ну вот, что касается их резиденций и имен, то я этого не знаю… Представьте себе сейчас Сталина, реально господствующего в СССР, не окруженного каменными стенами, не имеющего охраняющего его персонала и имеющего для своей жизни такие же гарантии, как и другой любой гражданин. Какими средствами мог бы он избавиться от покушений? Он прежде всего конспиратор, как ни велика его власть: он аноним.