Примерно за час до посадки в Восточной Пруссии меня разбудил штурман и пригласил в кабину — командир Найн оказался любезным человеком, извлек из ящичка возле кресла пилота термос с теплым кофе и бумажный пакет с бутербродами, передал мне. Известил, что полет проходит абсолютно спокойно, погода в отличие от Украины преотличная, скоро мы увидим огни Кёнигсберга по правому борту, а там и до ставки рукой подать…

Щеки горели ярким пламенем — жжется так, будто я выплеснул себе на лицо кастрюлю кипятка. Оно и к лучшему, значит, я зря боялся серьезного обморожения, отходит.

— Наконец-то полностью обустроили аэродром «Вольфшанце», — неторопливо журчал Найн, решив, что в его обязанности входит развлекать высокопоставленного пассажира разговором. А может быть, просто от скуки, ведь кроме капитана, штурмана и меня самого на борту больше никого не было. — Раньше тяжелые машины наподобие «Кондоров» садились в Гердауэне, тридцать пять километров от Растенбурга. Гостей перевозили в ставку «Юнкерсами-52», летный персонал жил в городе, что, согласитесь, не очень удобно. Впрочем, большая часть «Кондоров» нашей эскадрильи так и остается на аэродроме Гердауэна, вы ведь знаете пристрастия фюрера.

— Знаю, конечно…

Гитлер недолюбливал предоставленный в распоряжение рейхсканцлера комфортабельный Fw.200 — отлично помню, как он с отчетливо видимой опаской интересовался у меня и фельдмаршала Мильха, насколько надежен механизм выпуска шасси и велика ли опасность, если таковой не сработает при посадке, — ведь придется садиться на воду?

При всем своем увлечении техническими новшествами фюрер не стремился опробовать их на себе, предпочитая проверенную временем «Тетушку Ю» с жестким креплением шасси. При дальних перелетах, однако, все равно приходилось пользоваться «Кондором».

— Мы дома, — уверенно сказал Найн, кивком указав на россыпь оранжевых и желтоватых огней внизу, за фонарем кабины. — Обязательной светомаскировки в Кёнигсберге нет, русские тут не появляются, а бомбардировщики англичан попросту не дотянут… Господин Шпеер, вернитесь в салон, начинаем снижаться.

Двадцать пять минут спустя He.111 приземлился в «Вольфшанце». Капитан Найн на прощание пожелал мне счастливого пути до Берлина и высказал надежду, что мы еще полетаем вместе — приятно иметь на борту некапризного пассажира.

Я только хмыкнул: да уж, по сравнению с Герингом или надутыми гауляйтерами я, должно быть, смотрелся образцом скромности и ненавязчивости.

Вскоре Герхард Найн стал пилотом моего личного самолета, но давайте соблюдать очередность событий.

— Одну минутку, доктор Шпеер, — дежурный на аэродроме взялся за телефон. Быстро с кем-то переговорил и передал трубку мне, шепнув: — Полковник Рудольф Шмундт на линии…

Шмундт? Прекрасно. Главный адъютант Гитлера вхож к шефу практически в любое время, но сейчас около половины четвертого ночи, скорее всего, фюрер отправится отдыхать.

— Здравствуйте, весьма рад, — для столь позднего времени голос полковника был неожиданно бодрым. — Да, спит. Разумеется, утром я незамедлительно доложу о вашем прибытии. Прислать машину на аэродром? Ожидайте.

Посадочная площадка находилась чуть восточнее ставки, вне особо охраняемого периметра. Если я правильно помню инженерный проект «Вольфшанце», автомобиль должен миновать три закрытых зоны до «Sperrkreis I», где находились собственно резиденция Гитлера, штабной комплекс и несколько бункеров для приближенных. Четверть часа в дороге, с учетом всех проверок. Тем более, что большинство офицеров охраны прекрасно знают меня в лицо, едва ли не во всеуслышание титулуя «любимчиком».

— Ого! — возглас Хайнца Линге, камердинера фюрера, оказался, может быть, и не совсем корректен, но в узком кругу строгий протокол отходил на второй план и блюсти субординацию было необязательно. — Неожиданно, неожиданно! Мне позвонил Шмундт, приказал встретить и устроить. Вы голодны, доктор?

— Не отказался бы от горячего ужина.

— Идемте!

Оберштурмбаннфюрер Линге, круглолицый и добродушный, работал с Гитлером, кажется, с 1935 года, по протекции Зеппа Дитриха. Его официальная должность языком бюрократическим обозначалась как «шеф персонального обслуживания». Сиречь на плечах Линге лежала забота буквально обо всем, обеспечивающем комфортную жизнь в государственных резиденциях, от рейхсканцелярии до Берхтесгадена и «Вольфшанце». Кухня, прачечные, своевременная доставка почты и прессы, вегетарианские продукты, подбор одежды и так далее до бесконечности.

Ума не приложу, как бывший каменщик из Бремена сумел перевоплотиться в идеального камердинера? Кроме того, Линге отличался еще одной редкой особенностью — он не испытывал усталости. После часа-двух сна выглядел свежим и отдохнувшим, всегда всё успевал и был изумительно внимателен к любым мелочам. Не слишком щедрый на похвалу Гитлер называл его «добрым волшебником», и в правоте фюреру не откажешь.

— Гостевую комнату в западном крыле вам немедленно подготовят, — Линге поставил передо мной поднос с разогретым ужином, сотрудники столовой давно ушли отдыхать. — Простите, доктор Шпеер, меню несколько ограничено. Вино?