Дрю равнодушно наблюдала за работой аукциониста. На душе у Григория было светло. Почти на физическом уровне он ощущал легкость и свободу от горестей и душевных терзаний последних лет. Время, аукцион и Дрю излечили его. А еще свою лепту внесли сидящий рядом Золтан и… Эвелина. Удивительное исцеление! Он сидел спокойно, чувствуя, как сердце переполняет любовь.

Надо будет, конечно, позвонить Эвелине и объяснить, куда завело его сердце. Впрочем, Григорий чувствовал: она и сама понимает, что им не суждено стать чем-то большим, чем друзья.

Прошло около часа, и очередь дошла до янтарных украшений. Лот № 71. Янтарный браслет. К всеобщему удивлению, на голубом проекционном экране не появилось фотографии лота.

— Этот лот, — спокойным голосом заявила аукционист, — снимается с торгов.

Послышались возгласы разочарования. Григорий посмотрел на Дрю, пытаясь понять по выражению ее лица, знала ли она о таком повороте событий. Нет, не знала.

— Уверяю вас, — сказала аукционист, провожая глазами мужчину из переднего ряда, который, загромыхав стулом, поднялся и демонстративно покинул зал, — что этот лот был снят с торгов в самый последний момент. Иначе мы уведомили бы вас заранее.

Она отпила воды из стакана. Григорий с удивлением увидел, что ее руки не дрожат. Каково оказаться на ее месте!

Поставив стакан на место, аукционист сказала:

— То же, к моему глубочайшему сожалению, относится и к следующему лоту — номер семьдесят два. Серьги прибалтийского янтаря. Они также сняты с аукциона.

Женщина, сидевшая в одном ряду с Григорием, громко вздохнула и встала. Он не мог понять, что это все означает. Аукционист призвала к тишине и заявила, что лот № 72 А, кулон прибалтийского янтаря, с торгов не снят. На экране появилось изображение большого оранжево-коричневого карбоната, обрамленного золотом. Пойманный в смоле паук и белый шарик у него под брюшком казались прямо-таки огромными. Сердце Григория учащенно забилось, когда аукционист открыла торги.

Поднялась табличка № 99. Чернокожая женщина с белокурыми волосами стояла справа от первого ряда, где сидели у телефонов служащие «Беллера». Поднялась табличка № 176, но сразу же вмешался № 99. Соревнование между ними продолжалось, пока сумма не достигла пятидесяти тысяч.

— Я слышу цифру пятьдесят один?

Секундная пауза, а потом слева от Григория и Золтана поднялась табличка.

— Сто второй номер предлагает пятьдесят одну тысячу.

Когда аукционист спросила, не намерен ли кто-то предложить пятьдесят две тысячи, табличка № 176 нерешительно поднялась вверх. Но № 102 не сдавался. Тогда в борьбу вступил № 99 и поднял цену до пятидесяти четырех тысяч. Все собравшиеся с интересом смотрели на настойчивую женщину.

Насколько Григорий мог видеть, она была единственной чернокожей в зале. Среднего возраста, худощавая. Рот плотно сжат, на лице полная невозмутимость. Григорию пришла в голову мысль, что женщина совсем не похожа на человека, у которого водятся такие большие деньги. Внешне она ничем не напоминала людей, собравшихся в зале аукционного дома. Подленькая мысль, расистская. Разве чернокожие не могут принимать участия в торгах только потому, что они чернокожие? «Да нет же, дело не в цвете ее кожи, а в одежде», — чувствуя странное облегчение, подумал Григорий. Собравшиеся в аукционном зале люди были одеты в костюмы и тщательно подобранные к ним по цвету шелковые галстуки, стильные туфли на высоких каблуках или новенькие ботинки, а на ногах этой женщины были туфли, в которых обычно ходят медицинские работники: белоснежная искусственная кожа и толстые шнурки. Несмотря на чудесную погоду, на ней был блестящий клеенчатый плащ розоватого оттенка. Женщина продолжала бороться за лот, и даже на невозмутимом лице аукциониста появилась тень скептицизма или, возможно, просто удивления.

Сначала Дрю подумала, что № 99 — «подсадная утка», играющая на повышение. Не то чтобы такое было заведено в «Беллере» — по крайней мере, Дрю ничего не знала о подобного рода мошенничестве, — только все это было очень уж странно. Женщина в розовом клеенчатом плаще поднимала и поднимала руку с табличкой, борясь со страдающим ожирением мужчиной в углу. На лице толстяка появилось выражение полнейшей растерянности. Со своего места Дрю могла видеть лишь темную руку и розовый рукав, то и дело вздымающийся вверх. Нет, это не «подсадная утка». Женщина явно намеревалась выиграть.

Остаток аукциона прошел довольно спокойно. Загорающий на Майами-Бич аргентинец так ничего и не приобрел. Несколько раздраженным тоном, словно в чем-то обвиняя Дрю, он попрощался и отключил свой мобильник. К шести часам все закуски были съедены, и компании, состоящие из двух-трех женщин, пришедших лишь затем, чтобы посмотреть за перипетиями торгов, начали расходиться, чтобы побродить по торговому центру «Пруденшел». Дрю оглянулась в поисках Григория. Он в зале или ушел вместе со своим другом? Наконец аукцион закончился. Присутствующие как по команде встали с мест, желая поскорее официально закрепить свои приобретения.

Дрю хотелось переброситься с Григорием парой слов, почувствовать прикосновение его руки. Она встала, нашла его глазами и тут же потеряла из виду в толпе.

Вдруг Дрю услышала свое имя.

Голос Леноры сказал:

— Да, минутку… Она там, справа…

Дрю повернулась и увидела женщину в блестящем розовом плаще. Подойдя, она протянула руку для пожатия, и только тогда Дрю ее узнала.

— Мисс Брукс! Рада вас снова видеть.

Это была Синтия. В нескольких словах она объяснила Дрю суть просьбы Нины Ревской. Янтарные украшения по праву должны принадлежать Григорию Солодину. У нее с собой банковский аваль и два письма: одно для Дрю, а другое следует передать Григорию Солодину.