Я попросила подать мой джип из гаража к одиннадцати, а сама занялась телефонными звонками — в надежде дополнить полученную от Эшли скудную информацию о смерти Джейми и Робин.

Первым делом я позвонила Полу Петрочелли, врачу отделения «Скорой помощи».

Мы познакомились, когда я готовила к печати одну из своих криминальных историй и нуждалась в компетентном мнении опытного доктора. С тех пор я, совершенная невежда в области медицины, время от времени советуюсь по разным поводам с этим милым и любезным человеком.

К счастью, Петрочелли оказался на месте и не занят очередным аппендиксом, пищевым отравлением или пулевым ранением. У него была далее свободная минутка, чтобы ответить на мои вопросы. Я спросила, известны ли ему антидепрессанты, которые плохо сочетаются с определенными продуктами питания.

— Вне сомнения, вы имеете в виду МАО-ингибиторы, — без промедления отозвался он.

— А что это такое?

— Ингибиторы моноаминоксидазы. Не буду вдаваться в научные подробности, скажу только, что это последнее средство для тех пациентов, которым не помогают новейшие антидепрессанты типа прозака. Одно время эти ингибиторы были весьма популярны, но в итоге от них почти отказались. Все уперлось в их капитальный недостаток — несовместимость с некоторыми продуктами питания. Стоит съесть что-либо запрещенное — и давление подскочит так, что не исключен летальный исход. Побочный риск слишком велик.

— А о каких продуктах питания идет речь? — спросила я.

— О, список почти на милю. Прошедшее обработку мясо — к примеру, салями или сосиски. Соевый соус, черная икра, куриная печень. Пиво. И сыр. Сыр вообще страшнее всего в сочетании с этими ингибиторами. Поэтому сам летальный скачок давления медики между собой иногда называют сырной реакцией.

— Что именно происходит, отчего давление взлетает?

— МАО-ингибиторы имеют свойство увеличивать в крови количество тирамина — вещества, которое повышает внутримозговое давление. Само по себе это не очень опасно. Однако продукты из длинного списка, который я упомянул, содержат в себе легкоусвояемый тирамин. И организм вдруг получает такую дозищу тирамина, которая провоцирует дикий скачок давления — сосуды в мозгу просто лопаются.

— Стало быть, только сумасшедший станет закусывать ингибиторы сыром или салями?

— Да, конечно. Но вы же знаете человеческую натуру. Кто из нас не ловчил, сидя на диете? «Ну разок-то можно…» И пациенты на этих ингибиторах рано или поздно поддаются соблазну. Съел кусочек — и ничего не случилось. В следующий раз еще кусочек — и опять жив-здоров. Однако загвоздка в том, что содержание тирамина в одном и том же продукте колеблется. В этом куске сыра случайно небольшая доза. А в другом — доза летальная. Поэтому можно сыграть в рулетку со смертью и раз, и два. Но на четвертый или на пятый раз непременно попадешься. Сырная реакция — и конец. Врачи назначают это лекарство очень нехотя и в самых крайних случаях, когда другие, более современные, средства не помогают. Причем больной обязательно дает расписку, что ознакомлен с возможными последствиями своей неосторожности и в случае его смерти врач не несет никакой ответственности.

— И через какое время наступает сырная реакция?

— Затрудняюсь сказать. Думаю, через пару часов. Но уж точно не сразу.

— Последний вопрос: если силой или хитростью спровоцировать человека, принимающего ингибиторы, съесть что-либо недопустимое — ведь это убийство?

— Ах, Бейли, вы неисправимы! — рассмеялся Петрочелли. — Опять ищете убийцу! Что ж, такой способ убийства не исключен. Достаточно тайком подмешать в пищу жертвы немного сыра или подлить соевого соуса. Однако это довольно фантастический вариант. Обычно люди погибают от своего собственного легкомыслия. «Съем-ка я вот этот кусочек бри. Не может же такая пустяковина меня убить!»

Я поблагодарила Петрочелли за информацию и повесила трубку.

Затем я позвонила в «Глосс» знакомой редакторше — вспомнила, что она пишет на темы питания и могла на этой почве часто пересекаться с Джейми, которая тоже занималась едой. Возможно, редакторша сможет рассказать что-нибудь занятное.

Однако телефон в ее офисе не отвечал. Я оставила сообщение, хотя по опыту знала — если в редакции запарка, этот телефон отключен, а сотрудники пользуются мобильниками, номера которых известны только самому узкому кругу знакомых. Может пройти несколько дней, прежде чем редакторша найдет время прослушать сообщения на автоответчике.

Когда в одиннадцать я вышла из дома, снег на проезжей части уже в основном убрали или сгребли в кучи, но город под толстым, сверкающим на солнце белым покровом все равно выглядел сказочно.

В моем квартале машин не так много, и они еще не успели разъездить снег и забрызгать черной грязью все вокруг.

Дорога в Гринвич оказалась лучше, чем я ожидала. Все расчищено, пробок нет.

Зато в самом Гринвиче я попала в затор на главной улице — на Гринвич-авеню. Слева и справа бесчисленные аккуратные магазинчики — и местная богатая публика, все на автомобилях, высыпала на закупку, выказывая презрение к холоду и снегу.

Однажды мой бывший муж предложил купить домик в пригороде. Мне стало дурно от одной мысли, что я уеду из Нью-Йорка, — я так сжилась с ним! Даже такой прелестный городок, как Гринвич, для меня — тоскливая тюрьма. А муж настаивал. Не было бы счастья, да несчастье помогло: мой благоверный оказался завзятым игроком. Через некоторое время и речи не было о покупке дома в пригороде. И на городскую-то квартиру денег не стало! А там и развод подоспел.

Когда я наконец добралась до дома Эшли — почти в самом центре Гринвича, — хозяйка открыла мне дверь так же быстро, как утром сняла телефонную трубку.