Шрифт:
Он сказал, что чувство долга и понимание священнейших обязанностей запрещают ему долее хранить молчание. До этой минуты искренняя любовь, питаемая им к племяннику друга, хотя и дурно с ним поступившему три месяца тому назад, приказывала ему объяснить все факты только неблагоприятным стечением обстоятельств, но теперь, видя перед глазами слишком убедительные показательства, он считает дело ясным и не требующим подтверждений.
– Мне нельзя долее колебаться, – прибавил он; – и я изложу судье все, что мне известно… Ах! как это тяжело любящему сердцу!…
И он рассказал, что накануне исчезновения Шутлеворти тот объявил племяннику о своем отъезде на следующий день в соседний город для отдачи в Провинциальный банк очень большой суммы денег. Потом в его присутствии объявил племяннику, что решился утвердить духовное завещание, не оставляющее ему ни одного су. Бонанфан, оканчивая показание, потребовал от обвиняемого подтверждения своих слов.
К большому удивлению всех присутствовавших в камере уголовного судьи молодой Пеннифатер отвечал, что все, сказанное свидетелем – истинная правда.
Судья тотчас же распорядился послать двух агентов в квартиру преступника для произведения там необходимого обыска.
Посланные возвратились с сафьянным портфелем, принадлежавшим уже несколько лет г. Шутлеворти; но в портфеле ничего не было.
Блюститель правосудия напрасно старался исторгнуть признание от обвиненного; тот отрицал взводимое на него преступление.
Кроме портфеля полицейские агенты нашли в тюфяке несчастного молодого человека рубашку и платок, помеченные его именем и запятнанные, по-видимому, кровью.
Между тем, узнали, что лошадь Шутлеворти околела вследствие полученной ею раны. Бонанфан предложил вскрыть труп животного, чтобы найти в нем пулю.
Сказано – сделано.
Старый Карлуша, взяв на себя этот труд, вынул из груди лошади небольшую пулю, приходившуюся как раз к дулу ружья Пеннифатера.
Пулю подсудимый признал за принадлежащую ему.
Более сомнений существовать не могло, все улики были неопровержимы.
Судья отправил племянника Шутлеворти в тюрьму и отказался принять поручительство Бонанфан, убедительно предлагавшего в залог огромные деньги.
Такое новое доказательство великодушия старого джентльмена сделало его идеалом доброты в глазах всех жителей Ратлебурга.
Надо признаться, что в этом случае достойный человек слишком увлекся любовью и ревностью, так как, предлагая поручительство, он забывал, что не имеет ничего кроме долгов.
Легко понять, с каким нетерпением городское население дожидалось суда присяжных над Пеннифатером.
Все обвиняли его в совершенном злодеянии и желали строгого примерного наказания.
Наконец роковой день наступил. Многочисленная публика еще с утра собралась в большой зале здания, занимаемого Фемидой.
Улики, собранные Бонанфаном, были так неопровержимы, что присяжные после минутного совещания, обвинили подсудимого в убийстве его дяди с целью ограбления и с желанием завладеть наследством.
Несчастный Пеннифатер, осужденный на смерть, отправлен на время в темницу графства, где и должен был ожидать казни.
Великодушие Карла Бонанфан увеличило к нему почтение и любовь граждан Ратлебурга.
С ним самим сделалась удивительная перемена: прежняя расчетливость, доходившая даже до скряжничества, заменилась излишнею расточительностью и щедростью. Он с заметным удовольствием подавал пришедшему гостю бутылку лучшего вина, предлагал настоящую гаванскую сигару, тогда как прежде от него трудно было получить даже стакан холодной воды.
В одно прекрасное утро этот достойный джентльмен получил письмо, сильно его изумившее. Оно заключалось в следующем:
Г. Бонанфан. В Ратлебурге.
А. Н. 1.
Милостивый государь.
По приказанию нашего уважаемого доверителя и корреспондента, г. Барнабе Шутлеворти, мы имеем честь послать к вам по данному им адресу ящик с лучшим шато-марго.
Ваши покорнейшие слуги
Гог, Фрог, Ког и К°
P.S. Ящик вам доставится через шесть часов по получении письма. Передайте наше почтение г. Шутлеворти.
Бонанфан по смерти своего приятеля совершенно не надеялся получить когда-нибудь обещанное вино и смотрел теперь на эту посылку, как на видимое благоволение к нему умершего Барнабе. В избытке радости он пригласил многих друзей на ужин в следующий день, чтобы отведать подарок покойного Шутлеворти. Однако джентльмен в разосланных приглашениях не думал упоминать его имени, на что, без сомнения, имел важные причины.
На следующий день вечером многочисленное и избранное общество собралось у Бонанфан. Могу сказать, нисколько не преувеличивая, что половина жителей Ратлебурга находилась там. Я был приглашен одним из первых.