Хабип-пальван снова прилёг и попросил у брата трубку.

— Да, ты не досказал, как там закончился ваш поединок с этим Хаджимурадом? — напомнил Хабип брату.

Ризакули в свою очередь тоже глубоко затянулся ядовитым дымом, голова его совсем одурманилась. В таком состоянии он обычно заводил разговор о справедливости шаха Апбаса. Но сейчас не время для такого разговора.

— Абдулла-серкерде указал мне на одного своего пленника со словами: «Это не простой пленник, а победитель самого Хабипа-пальваиа, — продолжил он. — Сначала я думал, что он шутит. И лишь после того, когда он поклялся святыми, мне ничего не оставалось, как поверить ему. А раз это он, я выхватил кинжал и бросился на пленника. Абдулла пытался остановить меня, закричал: «Он стоит двести туменов! Если убьёшь, заплатишь их мне!» А я думал: «Пусть стоит хоть тысячу туменов, но я за брата ему должен отомстить!» Хаджимурад, увидев мой сверкающий, кинжал, вскочил с места. И только тут я заметил, что он не так уж и мал, может, даже повыше меня, да, кажется, и довольно жилистый парень. Ну, так вот, я к нему, а он удирать, так мы и бегали друг за другом по большому кругу. Я выставлю вперёд кинжал, а он удирает, я за ним, а он ещё быстрее бежит. Потом ему всё же удалось куда-то спрятаться от меня. Жаль, что я не смог найти и разрубить его на куски… Затем он улучшил момент, подбежал к Абдулле и крикнул ему: «Вы нечестно поступаете, вы трус!»

Хабип-пальван выпил несколько глотков чая, покачал головой:

— Хаджимурад правильно сказал. Мы действительно трусы…

В комнате стало тихо. Лишь густые клочья дыма бесшумно растекались по стенам в потолку…

— Ризакули, скоро вечер, иди домой. Завтра мы с утра отправимся в путь, к могиле имама Риза, приготовься, тебе тоже придётся ехать, мне одному трудно…

На следующий день, запасшись едой и водой, погрузив на телегу корм для лошадей; братья, собрались в дорогу. Хабип-пальван попрощался с женой и дочерьми:

— У меня много грехов перед аллахом в перед людьми. Я принесу в жертву аллаху скотину, буду читать молитвы и заклинания А если мои грехи будут отпущены, то аллах вернёт нам и сына. Он выручит из беды нашего дорогого Джапаркули-джана. И вот ещё что; если Абдулла привезёт Хаджимурада, сколько бы он ни запросил, заплатите и держите до моего приезда… Но не мучайте! — поручил он родне.

Братья ехали по тряской каменистой дороге в сторону горы Худай. Хабип-пальван всё время шевелил губами, наверно, читал молитвы. Ризакули то и дело соскакивал с арбы и подталкивал её на крутых подъёмах. Ни на этих невероятно крутых подъёмах, ни на таких же опасных спусках, Хабип-пальван не думал об опасности, он сейчас ни о чём не думал, кроме молитв, обращённых к аллаху. Не замечая ни встречных селений, ни людей, Хабип всё читал свои молитвы, Если бы рядом кто другой так неустанно молился, Ризакули давно бы прогнал его с арбы, а если бы арба принадлежала молящемуся, — сам бы сбежал. А вот Хабипу-пальвану он не мог слова сказать поперёк, Хотя Хабип и младший брат, но Ризакули почитал его я даже немного побаивался.

Наконец, братья добрались до Гучанда. Им, живущим в маленьком селении, Гучанд показался большим и многолюдным городом. Они въехали в его северные ворота и остановились возле чайханы недалеко от главной площади города, Ризакули остался возле арбы, а Хабип последовал в чайхану.

Хотя никто не знал вошедшего человека, но своим внушительным видом он сразу приковал внимание сидящих там людей. Накинутый на плечи добротный чекмень туркменского покроя скрыл от посторонних глаз отсутствие у него правой руки. Хабип громко поздоровался со всеми и прошёл на ковёр, расстеленный посередине комнаты. Подложил под левый локоть подушку. Люди поняли, что этот мужчина, как говорится, знает себе пену, поэтому он и расположился здесь так непринуждённо. В чайхане воцарилась тишина.

Чайханщик, видя, что гость нездешний, мигом подошёл к пальвану, поприветствовал и спросил;

— Чем могу служить, ага?

Хабип, даже не взглянув на юношу, велел подать чаю, затем приподнял голову и добавил:

— А также два пити!

Ризакули, накормив и напоив лошадей, тоже вошёл в чайхану и присел рядом с Хабипом. Молодой чайханщик поставил перед каждым из них по большой пиале с пити и подал лепёшки.

— Обед вроде бы ничего, — посмотрев в пиалу, сказал Ризакули.

— А если ничего, то и начинай! — Хабип ждал, когда старший брат приступит к трапезе. Они мигом опустошили пиалы.

Ризакули стал оглядываться по сторонам и молодой чайханщик тут же подоспел к ним:

— Что ещё прикажете принести? — спросил он на фарси.

— Отец твой дома? — уставился на чайханщика Хабип.

— Да, ага, — кивнул парень.

— Тогда сообщи отцу, — сказал гость по-курдски, — что приехал Хабип-пальван, скажи, что в сижу в чайхане.

— Пожалуйста! — молодой чайханщик мигом скрылся.

Услышав имя Хабипа-пальвана, многие повернули головы в его сторону. Многие знали прославленного пальвана.

Вернулся молодой чайханщик:

— Вас отец зовёт к себе, — сказал он в добавил: — Пальван-ага, я не узнал вас и, может, не так обслужил, прошу простить меня, — повторял он до тех пор, пока гости не скрылись в комнате хозяина чайханы на втором этаже.

— Салям алейкум, Яздан-ага! — поздоровались братья.

Навстречу им, расплываясь в улыбке, вышел плотный мужчина и пожал руки. Потом стал расспрашивать о житье-бытье, всё время поглаживая спою короткую, выкрашенную хной бородку. И хотя ему было уже за пятьдесят, на лице чайханщика не проступало, ни одной морщинки. Видимо, он никогда не занимался каким-либо тяжёлым трудом, никогда не испытывал тягостной нужды. Для почтенных гостей поверх ковра положили ещё и мягкие подстилки. Им снова подали чай, а потом стали приносить различные угощенья.

Хозяин лома пристально посмотрел на Хабипа-пальвана:

— Что же это за юный туркмен, которому удалось победить вас, батыр? — с недоумением спросил он гостя.

— Я видел его, — сказал Ризакули, прежде чем неторопливый на слова Хабип успел ответить хозяину. — Абдулла-хан показал мне мальчишку, разутого и без папахи, заверяя, что это и есть Хаджимурад, Сперва я думал, что он шутит…

Подали очередное блюдо и Ризакули на какое-то время умолк. Затем принесли всё для курения. Гости прилегли возле лампы. Хабипа угощал хозяин, а Ризакули держал свою трубку сам. После нескольких глубоких затяжек он продолжил прерванный рассказ.