Шрифт:
— Неужели ты, Паша, в состоянии заниматься чаепитием? — спросила Елена Владимировна.
— Нет никакого основания отказывать себе в этом удовольствии. Совесть моя чиста. Гостей к себе я не приглашал. Если я им нужен, подождут.
Елена Владимировна влюбленно посмотрела на своего рыцаря и начала не торопясь готовить чай. Дети были рады продолжительной остановке. Они моментально завели уличное знакомство и пускали с деревенскими мальчишками бумажные кораблики по бурливому потоку, скакавшему под окнами станции.
Павел Николаевич медленными глотками пил крепкий душистый чай, дымил папиросой и размышлял не без гордости: «Если вы желаете произвести обыск или арестовать меня, пожалуйте в мою собственную квартиру в городе, а не в имение и дом моей матери». Готовая давно тройка нетерпеливо побрякивала бубенчиками, вздрагивала колокольцами, и новый ямщик пугливо заглядывал в дверь.
— Надо бы ехать… Так оно того… Засветло надо вернуться. Дорога трудная.
После третьего понукания ямщика уложили ларец с закусками, уселись и поехали. Когда выехали за околицу, позади на приличном расстоянии заметили верхового. Павел Николаевич спросил про него у ямщика:
— Жандар это, барин. Их тут много проехало, а один отстал, задержался. Надо быть, лошадь заморилась, что ли, — разъяснил ямщик и в свою очередь попросил у барина разъяснения:
— А что, барин, правда али врут, будто в Питере студенты царя хотели убить…
— Гм… да. Было это.
— А верно ли у нас болтают, что царь, дескать, манихест новый приготовил касательно земли [114] , а теперь — крышка. Постращали, дескать, что убьют, ну он испугался, изорвал этот свой манихест да в печку. Письмо, значит, подметное было ему, батюшке, и в том письме сказано, что ежели манихест выпустит в народ, так ему то же будет, как и родителю я во, Ляксандру второму…
114
Обнародование «Положений» 19 февраля 1861 г., содержание которых обмануло крестьянские ожидания, способствовало тому, что многие крестьяне считали их поддельным документом, составленным помещиками, скрывшими настоящую «царскую волю».
Ямщик перекинулся с козел и даже лошадей попридержал, чтобы колокольчики слушать не помешали, что ответит барин.
— Врут. И кто только у вас эти слухи распускает?
— Ну а какая же причина этому делу, что второго царя добить стараются?
Павел Николаевич затруднился с ответом: как объяснить мужику эту охоту на своих царей? Если рассказать всю правду, то выйдет преступная пропаганда. Он наскоро обдумывал, а мужик сидел в той же позе ожидания.
— Государственные преступники называются, — промычал он.
Елена Владимировна помогла:
— Они против Бога, царя и отечества… А ты поезжай поскорей!
Ямщик выпустил «гм» и стал сердито нахлестывать ленивую пристяжку, ругая ее барыней. Потом он уперся глазами в свой лапоть и стал тяжело думать: «Разя они скажут правду? Они друг за дружку держатся…»
Под самой Никудышевкой долго провозились, отыскивая брод через вскрывшуюся речку: мост поломался. Уже надвинулась темнота, когда через черные кружева безлистного сада сверкнули огни в усадьбе. Подъехали к воротам. Прежде чем отворить ворота, караульный мужик Никита, лет десять уже служивший на барском дворе, подбежал к господам и таинственно доложил:
— А у нас всякого начальства понаехало до пропасти. Везде печати приложили и чтобы ни туда ни сюда.
Потом отворил ворота, и тройка шагом подошла к крыльцу. Едва хозяева вошли в дом, как к воротам подъехал конный жандарм, издали следовавший за кудышевской тройкой.
Никита вышел за ворота, посмотрел в потемневшие небеса с мигавшими уже там и сям звездочками, помялся около привязывающего верховую лошадь жандарма и заискивающе полюбопытствовал:
— А что это: в гости али по каким делам приехали начальники?
— Тебе помолчать надо. Овес у вас есть?
— У меня нет, а у господ как не быть овсу! У них всего много. Ночуете, видно, у нас? А правду почтовый ямщик сказывает, будто в Питере опять царя убили?
— Убить не убили, а пытались.
— Очень даже просто. Чудны дела Твои, Господи!
Помолчал и опять точно пощупал жандармского унтера:
— Вон наша куфарка баит — не гости, а с обысками приехали. А я ей и говорю: поди, наши господа не воры и не разбойники, чтобы их обыскивать! Баба, конешно, глупая…
Жандарм поймался на заброшенную мужиком удочку:
— Всякие господа бывают. Другие не лучше разбойников. Императора Александра II образованные люди убили… И теперь покушение на здравствующего студенты произвели…
Мужик покачал головой и охнул. Вздумал, было, еще кое о чем начальственного человека выпытать, да тот вдруг вспомнил, что он — при исполнении секретных обязанностей:
— А ты вот что: прекрати эти разговоры! Дела государственные тебя не касаются.
Мужик решил подальше от греха уйти и поплелся от ворот по ограде, но жандарм остановил: