Пока они занимались, Мария гремела ухватами и кастрюлями возле плиты, совершенно равнодушная к их присутствию. Несколько раз на кухню заглядывал ее муж, принося припасы, о которых она просила, и помогая управиться с тяжелой утварью. Дженни разглядывала его с обновленным любопытством; угрюмый и необщительный, Франц представлялся наиболее внушающим страх из всех, живущих на острове. Не против ли него были направлены предупреждения? Но нет, Лэнгдоны были полновластными хозяевами в собственном доме.

Франц, обернувшись, перехватил ее взгляд. По спине потянуло могильным холодком, когда Дженни встретила его глаза: жестокие и безжизненные. Их не смягчало даже выражение преданности — не жене, а Лэнгдонам, в особенности — Беатрис Лэнгдон. Жизнь ожесточила его, притупив обычные человеческие чувства. Возможно, он тяжелее всех переживал упадок графского дома; ведь именно через него осуществлялась связь острова с побережьем, и естественно, он не мог не слышать историй, шепотом передаваемых в городе.

Одно все же было несомненно: Франц не питал добрых чувств ни к кому, кроме своих хозяев. Судьба острова стала его судьбой. Что до жены, если она хоть что-то значила для него, — для Лэнгдонов это был подарок небес; подспорье, позволявшее Францу полагаться в службе на четыре руки вместо двух.

Обеду, как обычно, предшествовала недолгая прогулка. Дженни выводила свою воспитанницу во двор, где, расположившись у фонтана, они рисовали или читали, наслаждаясь солнцем и свежим весенним воздухом. Мария лишь изредка поглядывала в их сторону из окна кухни, выполняя тем самым распоряжение Пауля не оставлять девочку без присмотра. Однако разобрать звук голосов во дворе из-за сложной акустики замка было довольно сложно. Так же никто не мог приблизиться к играющим незамеченным.

До сих пор Дженни не заговаривала с Вардой о ее матери, не желая тревожить детскую память неприятными воспоминаниями. Но теперь, когда прошедшие дни не принесли ничего, кроме новых загадок, она пришла к убеждению, что сможет помочь Варде — действительно помочь ей — лишь в том случае, если добьется ответа на волновавший ее вопрос.

— Ты помнишь свою маму, Варда? — она постаралась придать голосу как можно больше безразличия. — Я никогда не слышала, чтобы ты рассказывала о ней.

Сдержанный взгляд, который бросила на нее Варда, наполнил Дженни подозрением, что она коснулась еще одного негласного запрета. Ответ успокоил ее.

— Помню. Она была красивая.

— И добрая?

— Да, — Варда заколебалась, затем добавила: — Только она все время волновалась.

Дженни вспомнила слова доктора о состоянии, в котором находилась Сюзанн, о ее зависимости от снотворных и успокаивающих средств. О том же говорил Рэй. Приходилось признать, что, как мать, Сюзанн не была феей из сказки.

— Наверное, тебе было очень грустно, когда она умерла?

Варда кивнула, не отрываясь от книжки с картинками. Не получив ответа, Дженни осторожно поинтересовалась:

— Ты помнишь, когда ее не стало?

Девочка отрицательно покачала головой.

— Я спала.

— Но ты должна что-нибудь помнить, — Дженни наклонилась ближе.

— Я не помню, — в голосе Варды слышались умоляющие нотки. Дженни поразилась выражению ее лица, встретившись с ней взглядом. — Я спала, когда все пришли и смотрели на меня. Бабушка, папа, Мария. Бабушка плакала и целовала меня, но я не могла проснуться. А когда проснулась, мне сказали, что мама умерла.

Она заплакала.

— О, бедный ребенок, — Дженни с горячностью обняла девочку. — Прости меня, я не хотела, чтобы ты плакала. Прости меня, пожалуйста.

К ее облегчению, природная жизнерадостность Варды одержала верх над слезами. Прильнув к Дженни, она доверчиво прошептала:

— Мама всегда говорила, что я маленькая.

— Ну, что ты, — Дженни погладила ее по волосам, — ты уже совсем взрослая, красивая девушка.

— Я так рада, что ты приехала, — Варда уткнулась в ее плечо. — Я молилась, чтобы ты приехала и мне не было так одиноко.

Дженни почувствовала, как наступает ее очередь сдерживать слезы.

Первое, что она увидела, войдя в свою спальню, были осколки разбитого зеркала. По ее просьбе Рэй помог повесить его на стену, и некоторое время Дженни с вызовом ожидала, как к новоприобретению отнесутся остальные. Никто не проронил ни слова, но вот… прошла неделя — и зеркало лежало на полу, рассыпавшись на тысячу осколков. Дженни рассерженно потянула шнурок вызова слуг.

— Кто это сделал? — громко потребовала она, когда через несколько минут в комнату вошла Мария.