Черный воздух

Они отправлялись из Лиссабона с развевающимися флагами и блестящими на солнце медными кулевринами, священники звучно благословили отплытие именем Господа, солдаты в броне стояли плечом к плечу вдоль всего борта от носа до кормы, а моряки, облепившие ванты махали оставшимся на берегу горожанам, которые, бросив работу, пришли на холм посмотреть на корабли, и, заполняя выжженную солнцем дорогу, и глазели на Армаду, Великую и Славнейшую Армаду, отправлявшуюся, чтобы подчинить еретическую Англию Божественной Воле. Такое количество кораблей в одном месте больше не соберется никогда.

К сожалению, в течение месяца с момента отплытия, не меняя угол даже на градус, дул северо-восточный ветер, и в конце этого месяца Армада была не ближе к Англии, чем Иберия [1] . Кроме того, прижимистые португальские бондари сделали бочки для Армады из сырой древесины, и, когда повара открыли запасы, мясо сгнило, а вода заросла тиной. Поэтому они сделали остановку в порту Ла-Корунья, где несколько сотен солдат и моряков выпрыгнули за борт и уплыли к испанскому берегу, и больше их никто не видел. Ещё несколько сотен умерли от болезней, поэтому дон Алонсо Перес де Гусман эль Буэно, седьмой герцог Медины-Сидонии и адмирал Армады, также лежащий в постели по причине болезни, оторвался от сочинения своего ежедневного отчета Филиппу Второму и приказал солдатам сойти на берег и привести крестьян, чтобы те помогли управлять кораблями.

Одно из сошедших на берег подразделений остановилось во францисканском монастыре на окраине Коруньи, что вызвало оживление среди мальчишек, которые там жили, и попросили о помощи послушников, ожидавших вступления в орден. Хотя им это не нравилось, но монахи не могли возражать против законных требований, и все не успевшие принять постриг поступили на флот.

Одним из этих мальчиков, которых разобрали по разным кораблям, был Мануэль Карлос Агадир Тетуан. Ему было семнадцать, он родился в Марокко, в семье выходцев из Западной Африки, взятых в рабство арабами. В своей короткой жизни он успел пожить в Тетуане, прибрежном городе Марокко, в Гибралтаре, на Балеарике, Сицилии и в Лиссабоне. Он работал в поле и чистил конюшни, он помогал плести веревки и делать кожаную одежду, он работал официантом в харчевне. После того как его мать умерла от оспы, а его отец утонул, он попрошайничал на улицах и площадях Ла-Коруньи, последнего порта, в который заходил корабль с его отцом, пока в пятнадцать лет об него не споткнулся монах-францисканец, когда он спал в парке, поговорил с ним и приютил в монастыре.

Мануэль ещё плакал, когда солдаты привели его на борт «Ла Лавии», левантийского галеона водоизмещением около тысячи тонн. Лоцман корабля, некто Лаегр, взял его под свою ответственность и повел вниз. Лаегр был ирландцем, покинувшим страну в основном из-за своей работы, но также и из ненависти англичан, которые управляли Ирландией. Он был крупным человеком весом с кабана и руками толщиной с корабельную нок-рею. Когда он увидел опечаленного Мануэля, он показал, что ему не чужда доброта, он грубой рукой потрепал Мануэля по шее и сказал на правильном испанском, но с заметным акцентом: «Малыш, перестань распускать сопли, мы собираемся победить этих чертовых англичан, и, когда мы это сделаем, святые отцы в твоем монастыре выберут тебя аббатом. А перед этим десяток английских девушек упадут к твоим ногам и будут умолять о ласках твоих черных рук, будь уверен. Хватит уже плакать. Я покажу тебе твою койку и подожду, пока мы не выйдем в море, чтобы показать тебе твою вахту. Я собираюсь сделать тебя марсовым, все негры — хорошие марсовые».

Лаегр с легкостью протиснулся через дверь, которая была ему по пояс, как ласка, ныряющая в одну из своих крошечных нор. Рука шириной в половину дверного проема высунулась и втащила Мануэля во тьму. Перепугавшись, он чуть не свалился с широкой лестницы, но сумел удержаться от падения на Лаегра. Далеко внизу несколько солдат стояли и смеялись над ним. Мануэль никогда не бывал на судне большем, чем сицилийский корабль береговой охраны, а большая часть его пребывания в море пришлась на прибрежные галеоны, поэтому широкая палуба под ним, расчерченная полосами желтого солнечного света, падающими через большие, как церковные витражи, открытые орудийные порты, и уставленная бочками, тюками, бухтами канатов и сотней чем-то занятых людей, казалась ему чудом.

— Святая Анна, спаси меня, — сказал он, с трудом сознавая, что он на корабле. Даже в его монастыре не было такой большой комнаты, как та, в которую он спускался.

— Давай, сюда к нам, — нетерпеливо позвал Лаегр.

Когда они спустились на эту гигантскую палубу, они не остановились, а пошли ещё ниже в душную комнату вчетверо меньшего размера, освещенную узкими лучами солнечного света, просачивавшегося сквозь щели в потолке.

— Здесь ты будешь спать, — сказал Лаегр, указывая в темный угол палубы, рядом с массивным дубовым бортом корабля. Кто-то задвигался, в темноте неожиданно появились два глаза, и чей-то низкий голос спросил: «Ещё один юнец, которого никто не может найти в темноте?»

— Заткнись, Хуан. Гляди, парень, эти веревки отделяют твою койку от остальных, чтобы ты не наваливался на соседей, когда мы выйдем в море.

— Похоже на гроб с крышкой.

— Заткнись, Хуан.

После того как штурман выяснил, какая именно из коек будет принадлежать Мануэлю, тот упал на неё и опять начал плакать. Он был длиннее, чем койка, а перегородки, установленные на палубе, были побиты и все в занозах. Люди вокруг него спали или разговаривали друг с другом, не обращая внимания на Мануэля. Цепочка его медальона сдавила шею, и он, поправляя его, вспомнил молитву.

По словам монахов, его ангелом-хранителем была Святая Анна, мать святой девы-Марии и бабушка Иисуса. У него был маленький деревянный медальон с нарисованным на нём её изображением, который ему дал аббат Алонсо. Он сжимал медальон в руке и всматривался в крошечные коричневые точки, которые были её глазами.

— Пожалуйста, святая Анна, — молился он про себя, — забери меня домой с этого корабля. Забери меня домой, — он сжал его с такой силой, что край деревяшки оставил красную полосу на его ладони. Прошло немало времени до того, как он уснул…