Шрифт:
Быстрые чеканные шаги я услышала издалека и, еще не поворачивая головы, угадала милсдаря Генриха.
— Наконец-то, — с места в карьер начал тот. — Вы уже здесь.
— Да, и готов приступить к работе. Надеюсь, вы не откажетесь выделить мне проводников, дабы местные жители показали, где тут что? Желательно, чтобы это были гайдуки, а не мужичье.
— Все, что нужно, предоставим, брат…
— Брат Домагощ, «подорлик».
Так я и думала!
— Вот что, брат Домагощ, у нас возникла небольшая проблема. Волкопсы… то есть то, что мы зимой принимали за дела волкопсов, на самом деле работа оборотня.
На миг мне показалось, что сейчас «подорлик» вскинет свою породистую голову, тряхнет длинными мягкими волосами (интересно, они ему не мешают, когда шлем надевает?) и заявит что-то вроде: «Предупреждать надо! Подавайте новую заявку, мы через три месяца ее обязательно рассмотрим. Может быть, даже чуть раньше!.. Чтобы ускорить процесс, можете написать прошение прямо сейчас, и я сегодня же отвезу его в Гнездо». Он уже открыл рот, чтобы сказать…
— Это меняет дело.
— Вы возьметесь? — Похоже, старый рыцарь с трудом верил своим ушам.
— А как же? Это наша работа! И где, позвольте спросить, видели оборотня в последний раз?
— Здесь. В замке.
Князь Витолд внезапно протянул руку и стиснул мое запястье. Хватка у него оказалась железная, и я поняла, что он опять начал нервничать. Ох, только бы не сорвался в присутствии «подорлика»!
— Вот как, — тот склонил голову, — и на чем же основано столь смелое утверждение?
— Есть жертва, — ответил Генрих Хаш. — Моя бывшая невестка, вдова моего сына, убита нынче ночью. Ее тело, растерзанное какой-то тварью, нашли в комнате.
— Вот как, — повторил гость, на сей раз без тени иронии. — Значит… — он посмотрел куда-то вверх, выискивая взглядом высокие витражные окна, — хм, учитывая, что завтра полнолуние… Значит, оборотень еще в замке.
Я поморщилась — князь все крепче сжимал мое запястье. Его можно было понять — этот самый оборотень много веков так или иначе преследовал его род. Зверь всегда чувствует присутствие охотника. Значит, в ближайшую ночь все и решится. С проклятием рода князей Пустопольских будет покончено. Или оно покончит со всеми нами.
— Отлично. Можно осмотреть тело?
Генрих Хаш сделал приглашающий жест, и «подорлик» начал не спеша подниматься по ступенькам. Я внимательно смотрела на посланца Орлиного Гнезда и пыталась понять, нравится он мне или нет. Лицо, конечно, красивое. Наверное, когда улыбается, на щеках появляются ямочки. Ровные брови, длинные ресницы, твердая линия рта. Красивый мужчина. В такого можно влюбиться. Но, с другой стороны, от Коршуна я поначалу шарахалась как от прокаженного, а потом выяснилось, что это нормальный человек, вызывающий только теплые чувства. А этот… Ох, как бы не случилось наоборот!
— Я пойду к себе, — сказал Витолд. — Генрих, ты покажешь нашему гостю все, что нужно? А мне необходимо отдохнуть и привести себя в порядок. Дайна, — он напоследок еще раз сжал многострадальное запястье и отпустил, — поприсутствуйте там, елико возможно, и в случае чего немедленно известите меня обо всем, что сочтете нужным доложить. Я хочу держать руку на пульсе расследования! Прошу меня извинить, но я должен вас покинуть!
Да уж, «на пульсе»! Я потерла запястье: на коже остались следы мужских пальцев. Даже впадинки от ногтей заметны! Пока изучала повреждения, Витолд ушел, не дожидаясь, когда «подорлик» поравняется со мной и старым рыцарем.
Пропустив эту пару вперед, поплелась следом, держась на почтительном расстоянии. Впереди меня шагал даже тот мальчишка-оруженосец, несущий шлем рыцаря с таким видом, словно это священная реликвия ордена. В конце концов, чего я там не видела? Крови и трупов?
Пока суд да дело, останки пани Бедвиры перенесли из комнаты в передний зал, где тело уложили на стол и накрыли простыней. Суетились заплаканные служанки, причитали придворные дамы княгини Эльбеты, госпожа Мариша дрожащим голосом отдавала приказания. Стоял как тень пан Матиуш, не сводя тоскливого взгляда с останков молодой женщины. Но все смолкли, когда «подорлик» переступил порог.
Ни на кого не глядя, рыцарь прошел к столу и откинул ткань, рассматривая тело. Осторожно провел пальцами по лицу и шее покойной, не обращая внимания на слабые протесты пана Матиуша, оттянул ворот платья, изучая рваные раны на груди. Прищурившись, наклонился, двумя пальцами поднял неприметный волосок, рассмотрел его на свет. Потом наклонился, едва не обнюхивая раны, даже смочил кончики пальцев в свернувшейся крови.
— Оборотень, — наконец сказал он. — Самец. Еще молодой. Светлой масти. Среднего телосложения. Действовал левой лапой, но вряд ли левша.