— Эй, ты что делаешь?

Но я уже встала. Осторожно наклонилась, концом меча поддела стягивающую горло зверя петлю…

Он взвился в воздух так, словно сама земля вдруг взорвалась и подбросила поджарое тело к небесам. Кинувшихся наперехват с оружием гайдуков разметало в стороны. Меня саму, как куклу, отбросило на руки Тодора Хаша. От неожиданности тот не удержался на ногах и повалился навзничь. В кои-то веки я упала с удобствами, хотя сочный рыцарский мат, льющийся прямо в ухо, испортил впечатление.

— Взять! — заорал «подорлик».

Гайдуки и шляхта кинулись к оборотню, но тот раскидал их как котят. Рычание, крики, топот — все смешалось… Кто-то упал, сбитый мощным зверем. Кого-то подранили. Брат Домагощ устремился было наперерез, но не тут-то было. Не желая попадать под его меч, оборотень внезапно запрыгнул на одного из шляхтичей, цепляясь когтями за одежду истошно завопившего человека. На миг застыл на его плечах, выгнув спину, как огромный бесхвостый кот, а потом, распластав тело в прыжке, перелетел через ловчую яму и длинными скачками понесся прочь.

— Ах ты, чтоб тебя!

Добавив еще пару крепких фраз, «подорлик» схватил валявшийся на земле арбалет, мигом натянул тетиву, кинув на ложе стрелу, и выстрелил.

— Есть!

Оборотень на бегу поддал задом (болт оцарапал ему ляжку), но скорости не сбавил и через пару мгновений скрылся в чаще леса.

— По коням!

Мы с Тодором к тому времени оба уже были на ногах и поспешили к лошадям вместе с другими. Не прошло и пяти минут, как склон опустел. Охота началась сызнова.

Конечно, я отстала — с помощью бедер еще можно удержаться на лошади, а вот управлять ею, поднимая в галоп, практически невозможно. Охотники умчались вперед, и мне осталось лишь хлестать поводьями по конской шее, заставляя мерина двигаться рысью.

Но к тому времени как я их догнала, все закончилось. Охота завершилась на берегу лесной речки. Кровавый след доходил до воды, да там же и обрывался, и когда я подъехала, собаки бестолково рыскали по кустам и мелководью. Всадники переправились на другой берег, естественно, не найдя там никаких следов. Снова пустили собак, но те лишь мотали мордами, поскуливали и жались к егерям. Мы напрасно проехали туда и обратно вверх и вниз по течению — ничего не обнаружили.

— Ушел. — На «подорлика» было жалко смотреть. Было бы… если бы не воспоминание о том, как он ногами избивал полузадохнувшееся существо. Умом я понимала, что рыцарь всего лишь делал свою работу и наверняка имел право на ненависть — а вдруг точно такой же полузверь убил его семью? Понимала и то, что оборотни — суть зло. Это только в сказках девушка встречает в лесу собаку со странными глазами, приводит ее домой, кормит молоком и хлебом — и та превращается в красавца-юношу, доброго, умного и любящего. И живут они долго и счастливо в любви и согласии. В жизни все не так. В жизни девушка, встретившая в лесу оборотня, так там и осталась бы и покинула бы чащу только в зверином желудке. А очнувшийся где-нибудь через сутки мужчина даже не вспомнил бы, что накануне убил человека, и искренне удивлялся бы при этом — куда это пропала его соседка, ушедшая позавчера по грибы? Умом я это понимала, но душой — нет. Я ведь встречалась с этим оборотнем — там, над тушей убитого им дейноха. И он на меня не бросился. И только что, утром… И позавчера вечером, в моей комнате. Я долго буду помнить этот его взгляд — больной, усталый и… знакомый.

Мы должны будем встретиться еще раз. Тогда я приму решение.

— Ушел. — Тодор не сводил с брата Домагоща глаз. — Предлагаю пока вернуться в замок. От нас ждут вестей. Да и мы устали.

Мы переглянулись. Я подумала об Агнешке, его нареченной невесте. Теперь, если князя Витолда не найдут живым и здоровым, девочка станет наследницей имени и огромного состояния. И все это в конечном счете достанется сначала ее опекуну и жениху, а потом — супругу. Тодор Хаш имел полное право спешить в свой замок. Свою долю получит и Матиуш Пустополь, и еще неизвестно, кто выиграет больше.

Возвращались мы в молчании, усталые и недовольные. Лично мне было больно и стыдно снова переступить порог замка. Еще три недели назад, да что там — еще трое суток назад у меня были работа, цель в жизни, долг, если угодно, и честь. Теперь не осталось ничего. Князя Витолда больше не было. Не было ни работы, ни денег, на которые так рассчитывала, ни чести. Пусть я всего лишь женщина и понятие «рыцарская честь» не для меня, я вообще не рыцарь, если уж на то пошло, и могу запросто замолчать этот факт, но куда деть совесть?

Нас встречали во дворе, и достаточно было одного взгляда, чтобы вышедший на крыльцо милсдарь Генрих все понял и, повернувшись, побрел прочь. Княжна Ярослава просто застыла как парализованная, крепко вцепившись в руку своего отца. Госпожа Мариша разразилась воплями и причитаниями, заголосила на весь двор. У княгини Эльбеты в глазах плавали растерянность и ужас. Она словно внезапно проснулась и поняла, что окружена чудовищами, от которых нет спасения. А Агнешка затопала ногами, завизжала: «Нет! Не верю!» — и со всех ног ринулась прочь. А пан Матиуш вдруг улыбнулся. Робко и неуверенно, как человек, еще не верящий своему счастью.

Тот день был самым тягостным для меня. Я попробовала сунуться к милсдарю Генриху, поинтересоваться, что мне делать, но старый рыцарь недвусмысленно велел мне убираться с глаз долой. Тодор отнесся намного мягче — ободряюще сжал плечо и пообещал, что часть жалованья, которое задолжал князь, мне все-таки выплатят в тот же день, когда я решу отсюда уехать. Но сейчас его отцу действительно лучше не попадаться на глаза. Брат Домагощ помалкивал, а княжна Ярослава не уставала сыпать упреками, как будто это я сама нарочно бросила ее жениха один на один с голодным оборотнем. Что до пана Матиуша, то он с превеликим трудом скрывал свою радость под напускной скорбью, вызванной последними событиями.