Несмотря на компромиссный характер реформы и связанные с ней проблемы, крестьяне были полны благодарности своему монарху. Память царя-освободителя почиталась в России вплоть до советских времен и принимала самые разные формы. В селах строились храмы и часовни в честь святого покровителя государя св. благоверного князя Александра Невского, ставились и памятники, самый величественный из которых был поставлен в Московском Кремле. Памятник был построен на собранные по всей стране средства, немалую часть которых внесли бывшие крепостные. Величественный монумент был открыт в высочайшем присутствии 16 августа 1898 года.

А вот другой памятник:

Памятник императору Александру II Освободителю в селе Тверской губернии

Гораздо более скромный, поставленный крестьянами села Тургиново Тверской губернии. Общее в них то, что поставлены они были без всякого указания сверху, по желанию и на средства, собранные добровольно жителями. Общей оказалась и судьба — оба памятника были уничтожены в годы советской власти.

Но вернемся к крестьянскому вопросу. Освобождение крестьян от крепостной зависимости не сняло всех противоречий на селе. Одним из ключевых стал вопрос о земле.

Сущность земельного вопроса в начале XX века была изрядно запутана как тогдашними публицистами, так и современными историками. Большинство наших сограждан, интересующихся историей, понимают его как вопрос о дворянском землевладении и малоземелье крестьян. В их понимании ложится простая схема — после реформы 1861 года большая часть земли осталась в руках дворянства, поэтому крестьяне страдали от малоземелья, отсюда и возрастание социальной напряженности на селе.

В реальности же все было гораздо сложнее. Действительно, крестьяне негативно относились к дворянскому землевладению и периодически выдвигали требование изъятия земли у помещиков. Тогдашние дворянские публицисты (а за ними и некоторые современные историки) считают, что уровень правового сознания российского крестьянства не позволял осознать такое понятие, как «частная собственность»: «Представления о собственности у дворянства и крестьянства были прямо противоположными. Для крестьян было характерно патриархальное отношение к ней («земля — ничья», «земля — Божия», «земля — природа»). Помещичья собственность, как нажитая чужим трудом, с точки зрения крестьянского правосознания не считалась неприкосновенной» [111] .

На самом деле все было несколько сложнее — анализ юридических документов и прошений крестьян, проведенный современными исследователями, выявил неожиданно высокий уровень правовой грамотности крестьянского населения России. Хорошо развито у крестьян было и чувство собственности [112] . Но вот на помещичью землю крестьяне его не распространяли. Обладая развитой исторической памятью, крестьянство фактически отрицало указ Петра I о единонаследии, которым земля поместий передавалась в частную собственность дворянства. Несправедливость этого акта, который в одночасье передал государственную собственность в частные руки, стала особенно остро ощущаться после окончательной отмены крепостных отношений. Проблему порождало и то, что окончательное размежевание между помещиками и крестьянами, проведенное в 1861 году, оставило в собственности помещика земли, которыми крестьяне привыкли пользоваться.«Частновладельческая земля — неприкосновенная, а крестьянская — прикосновенна. За нее прикоснулись гг. дворяне, да они не прикоснулись, а вцепились...» [113] — рассуждали крестьяне.

Проблема же малоземелья имела в своей основе не сохранение значительных площадей земли за помещиками, а рост численности населения. Выше мы уже приводили численные показатели этого процесса, заметно ускорившегося во время царствования Николая II благодаря энергичным мерам правительства по развитию народного здравоохранения. С малоземельем столкнулись не только крестьяне, но и донские и кубанские казаки, в землях которых никогда не было помещичьих владений.

Тем не менее малоземелье, несомненно, усугубляло социальную напряженность на селе и вылилось в эксцессы 1905 года. Погромы барских усадеб волной прокатились по губерниям центральной и черноземной России. Важно отметить характерную особенность этих погромов — крестьяне всячески избегали насилия над личностями помещиков и их слуг. Они стремились лишь «выкурить» помещика из села, уничтожая хозяйственные постройки имений и экономий, угоняя скот, уничтожая инвентарь. Гораздо реже уничтожалось жилье помещика, а столкновения с ранениями и убийствами проходили в единичных случаях, причем их первые выстрелы обычно раздавались со стороны охраны поместья [114] . Один из помещиков вспоминал, что в годы первой русской революции своего помещика крестьяне, как правило, не грабили, они делили сферы влияния, и крестьяне одной деревни грабили соседнего помещика [115] . Очевидно, что, несмотря на антагонизм между помещиками и крестьянами, патриархальные отношения «мы — ваши, вы — наши» не исчезли окончательно.

Это говорит о том, что бунты против помещиков не были актами отчаяния доведенных до последней крайности людей. Напротив, это было осознанное движение крестьянства в защиту своих интересов. Примечательно, что главную роль в организации «грабижек» барских усадеб играли не беднейшие, а, напротив, богатейшие слои деревни — кулаки. Важно отметить, что крестьяне редко выдвигали политические лозунги и в целом отмежевывались от борьбы «революционного пролетариата» в городах.

Итак, к 1905 году ситуация в пореформенной деревне обострилась до крайних проявлений. Правительство стало перед сложной задачей окончательного решения крестьянского вопроса.

С точки зрения правительства, ключ к решению проблем крестьянства лежал в решении проблем малоземелья и низкого уровня развития агрокультуры, что приводило к низкой урожайности, уменьшало возможности крестьян прокормиться с надела.

Само по себе дворянское землевладение не являлось, с точки зрения правительства, существенным фактором, влияющим на главные проблемы села. Хотя бы потому, что доля дворянского землевладения стремительно сокращалась по чисто экономическим причинам — традиционное хозяйство имений оказывалось неэффективным. Если в 1877 году в шести черноземных губерниях России дворянам принадлежало 7449,1 тыс. десятин земли, то к 1905 году — уже 5292,9 тыс. десятин, а в 1914 году — лишь 3915,4 тыс. десятин [116] . Соответственно, уменьшалось и экономическое значение поместий — если сразу после реформы 1861 года помещичьи хозяйства давали 22% валового и 54% товарного хлеба, то в 1909 —1913 годах — только 12% валовой и 21% товарной хлебной продукции [117] . Очевидно, что при сохранении существовавших тенденций помещичье землевладение в течение ближайших 10—15 лет должно было сократиться до таких размеров, что не возбуждало бы недовольства крестьянства. Причем произошло бы это в силу совершенно обыденного хода вещей, без каких-либо социальных катаклизмов.

Для решения крестьянского вопроса правительство предприняло ряд шагов, которые вошли в историю под названием Столыпинская аграрная реформа.

Первым шагом стало издание 3 ноября 1905 года манифеста об окончательной отмене выкупных платежей, что сразу снизило податную нагрузку на крестьянство. Этот ж документ окончательно отменял круговую поруку членов крестьянской общины, что стало первым шагом к ее разрушению. Для первичного снятия остроты проблемы малоземелья в распоряжение Крестьянского банка были переданы значительные участки казенной, удельной и кабинетной земли в Центральной России и Сибири.