– Какая жалость! В прошлом году в город приехало столько холостых мужчин. Конечно, почти всем девушкам хватало партнеров для танцев, но меня неизменно охватывала жалость при виде несчастной Пенелопы, сидевшей среди вдов.

– Вдовы, – выдавила Пенелопа, – часто оказываются единственными в зале людьми, которые могут похвастаться хоть каким-то умом.

Кейт от радости захотелось вопить на всю комнату. Крессида тихо ахнула, словно имела полное право оскорбиться.

– Всё же нельзя не… – начала она. – О! Лорд Бриджертон!

Кейт отодвинулась, чтобы пропустить виконта в их кружок, и с омерзением отметила, что поведение Крессиды разительно изменилось. Она принялась кокетливо хлопать ресницами и сложила губки бантиком.

Все это было так противно, что Кейт совершенно забыла о необходимости как можно меньше сталкиваться с виконтом.

Бриджертон окинул Крессиду жестким взглядом, но ничего не сказал и вместо этого спокойно обратился к Кейт и Пенелопе, и приветливо поздоровался с ними, назвав по именам.

Кейт едва не лопалась от злорадства. Он намеренно не замечает Крессиду!

– Мисс Шеффилд, – вкрадчиво продолжал Энтони. – Надеюсь, вы извините нас, если я провожу Пенелопу на ужин!

– Но вы не можете это сделать! – неожиданно выпалила Крессида.

Бриджертон окатил ее ледяным взглядом.

– Прошу прощения, – ответил он тоном, яснее ясного говорившим о полном отсутствии раскаяния, – разве я говорю с вами? Или пытался вовлечь вас в разговор?

Крессида попятилась, очевидно, уничтоженная таким отпором. И все же в чем-то она была права. Аристократу, да еще хозяину дома, не пристало провожать к столу женщину ниже его по рождению. Кейт не знала, кто был его дамой на этот вечер, но уж, конечно, не Пенелопа, чей отец был простым «мистером».

Бриджертон предложил Пенелопе руку, повернувшись при этом спиной к Крессиде.

– Ненавижу наглых девиц, а вы? – громко спросил он. Кейт зажала рот ладонью, однако не смогла сдержать смешка. Бриджертон слегка улыбнулся ей поверх головы Пенелопы, и в этот момент у Кейт появилось странное ощущение, что она полностью понимает этого человека. И, как ни странно, теперь она вовсе не была уверена, что виконт такой бездушный, подлый распутник, каким его считала раньше.

– Ты видела?!

Кейт повернула голову и увидела стоявшую рядом Эдвину.

– Видела все, – ошеломленно пролепетала она. – И слышала тоже.

– Что тут произошло?

– Он был… он был… – запинаясь, пролепетала Кейт, не находя слов, чтобы описать случившееся. И тогда сказала вещь, еще несколько минут назад абсолютно для нее невозможную: – Он был настоящим героем.

В эту ночь Кейт не могла уснуть.

Очевидно, ее ждала одна из тех ночей, когда приходится часами разглядывать трещины на потолке, да вот беда: трещин на потолках Обри-Холла как раз и не было. И луна не вышла на небо: сквозь занавеси не пробивалось ни лучика света, так что, будь даже на потолке трещины, она ничего не увидела бы, и…

Кейт с тяжелым вздохом откинула одеяло и встала. Нет, ей просто необходимо уметь отрешаться от тревожных мыслей. Она уже почти час пролежала в постели, глядя в ночную тьму, закрывая глаза и уговаривая себя заснуть.

Ничего не помогало.

Перед мысленным взором всплывало лицо Пенелопы Федерингтон в тот момент, когда виконт пришел ей на выручку, Кейт была уверена, что у нее самой было точно такое же выражение: смятения, восторга, обожания… да-да, она страшно боялась, что может растаять и растечься ручейком у его ног.

Настолько великолепен был Бриджертон.

Целый день она провела в обществе Бриджертонов, и одно было несомненным: все, что говорят об Энтони и его преданности семье, – чистая правда.

И хотя Кейт еще не была готова отказаться от своего мнения о виконте, как о повесе и распутнике, все же начинала понимать, что в нем, кроме этого, есть и еще что-то.

Что-то хорошее.

Что-то такое, что, если уж быть до конца объективной, делало его вполне приемлемым мужем для Эдвины.

Ну почему, почему ему вдруг понадобилось стать славным и милым? Почему он не мог оставаться лощеным развратником, каким его считали в обществе? Теперь он вдруг стал совершенно другим, человеком, который мог стать ей небезразличным.