Шрифт:
Позвонил Борису Орлову, предложил показать питерских писателей москвичам. Он сразу согласился и даже заявил, что дорогу писателям может оплатить Владимир Скворцов. Решили с датой проведения пока не торопиться, но материалы для прочтения москвичами готовить.
30 марта. Позвонил Аврутин, напомнил о важности планируемой встречи. Я ответил, что приеду вместе с Иваном Голубничим. Вскоре он снова позвонил — сказал, что разговаривал со статс-секретарём СП России Ларисой Барановой-Гонченко. Она настаивает на поездке от СП России трёх человек — Сергея Котькало, Владимира Силкина и её самой. И категорически против Голубничего.
— Она против, а я — за.
Вечером два события: в ЦДЛ — обсуждение новой книги Владимира Карпова «Танец единения душ». Название вычурное, а книга хорошая, сотканная из тонких чувств, с глубоким проникновением в суть жизни.
Затем в музее Маяковского — представление новых номеров журнала «Российский колокол». Читал в № 6/2GG5 «Из дневника» С. Есина. Пишет подробно. Видны характеры. События, которых он касается, вполне заурядные, но трогают своею какою-то ущербностью и необязательностью. Все они, как правило, либо от нашей бестолковости, либо от чьей-то глупой, злой воли. И никто никого не хочет понимать и слушать. Обречённый мы народ, если не возродим этику отношений.
Забавно С. Есин пишет о встрече во Франции наших литераторов с Президентами Шираком и Путиным. Забавно — об Александре Кушнере, который боялся, что ему Президенты не пожмут руку, как другим, и сам бросился для пожатия. Я живо представил себе Александра Семёновича — маленького, постукивающего дамскими каблуками. И чего суетиться? Ты же поэт!
В Малый зал ЦДЛ я вошёл первым и долгое время был один. Явился некто второй, близкий мне по возрасту, с красным лицом. Сел рядом. И сразу:
— Молодец Владимир Карпов: Герой Советского Союза, боксёр, разведчик, писатель. Вот ещё одну книгу написал. Жаль, я не достал её, не прочитал.
Он взял у меня книгу, чётко произнёс:
— «Танец единения душ». Странное для Карпова название. У него же «Взять живым», «Вечный бой», «Маршальский жезл». Про разведчиков.
— Здесь другой Карпов. Тот — Владимир Васильевич, а этот — Владимир Александрович.
— Ах, вот что! За всем не уследишь. Так много теперь писателей. Большое литературное хозяйство, а завхозов, то есть критиков, нет. А те, что есть, пишут за деньги, обслуживают бездарей. Да, критиков нет и уже не будет. Умирает критика. Хорошо, что я не критик, а то бы тоже умер.
— А кто вы?
— Читатель. Я люблю читать. И следить за молодыми, как они развиваются и кем становятся. Есть у меня один молодой, так он за четыре года выпустил то ли тридцать, то ли сорок книг стихов. И каждую тиражом 50 экземпляров. И говорит, что не собирается делать книжки на продажу, а дарит их самому себе и своим близким. И вполне удовлетворён. Тем более что его близкие никогда не говорят ему дурных слов о его книгах.
— Логично, — сказал я, благодарный своему собеседнику за этот готовый характер.
Пришёл Владимир Карпов. Здороваясь с ним, я сказал, что мне нужно ещё в музей Маяковского, и попросил дать мне слово в «первых рядах».
Я начал с того, что Карпов, судя по его книге, принадлежит к немногочисленной породе писателей-пешеходов, которые могут заметить и росинку на траве, и раннюю морщинку на лице двадцатилетней девушки. Он сочувствует нашей бывшей стране, её людям, её жертвам и её героям. Он понимает, что отомстить истории невозможно, как невозможно свести счёты с прошлой жизнью. У истории можно только учиться, беря из неё хорошее и сожалея о том, что в ней не столь хорошо.
Сейчас в ходу литература не героев, не образов, не характеров, а функций. Этот — убийца, этот — следователь, этот — прокурор, эта — проститутка. Кто они, откуда родом, кто их родители, как и почему они пришли к жизни такой — нам, в силу авторского убожества, знать не дано.
В книге Карпова — именно характеры, живые люди. Они мыслят, переживают, любят, страдают точно так же, как мы с вами, как все люди. С одной существенной разницей: они избраны писателем героями его книги, а мы с вами пока ещё нет. Все описываемые в романе события и места точны не только по времени, не только географически, но даже этнографически. Я был вместе с автором в Якутии — он написал именно Якутию, да так, что открыл в ней многое из того, чего я не заметил. У него в романе — мой Ленинград, где я прожил почти полвека. И даже мой Минск, где я родился и рос. А также Алтай, откуда родом моя жена и где я неоднократно бывал. Читая Карпова, я невольно становлюсь участником описываемых в его романе и рассказах событий.
Из знакомых в зале я увидел только Владимира Личутина — мы молча поздоровались.
Приехал в музей Маяковского с большим опозданием. Зал полон. Я прошёл на сцену и сел на свободное место. Весь разговор — о журнале «Российский колокол». Много молодёжи. Каждое выступление без «двойного дна». Приглашали остаться для общения в «неформальной обстановке», но я поблагодарил и отказался — хочу к Марии.
1-3 апреля. Переделкино. Прожил здесь три дня. Снег после зимы почти не тронут. Если придёт настоящее тепло, наводнения не миновать. Сыро, туман. Бегал лениво, обе ночи плохо спал — обычный для меня результат вхождения в работу.