Иван Алексеевич делал все возможное не только для тщательного изучения самих подводных лодок, их состояния, но и для выявления недостатков в технической и боевой подготовке моряков. Он стремился к достижению значительного подъема их боеспособности. О результатах своей работы он регулярно докладывал главному военно-морскому советнику Н.Г. Кузнецову.

Вскоре Николай Герасимович, ознакомившись с докладами Ивана Алексеевича, посоветовавшись с ним, договорился с командующим республиканским флотом о назначении И.А. Бурмистрова командиром подводной лодки «С-1». Это было первым назначением советского добровольца – военного моряка, командиром корабля. До этого они являлись только советниками при испанских офицерах, командирах кораблей и офицерах штабов флота и базы. Правда, позднее, к моменту моего прибытия в Картахену, наши моряки частично командовали и торпедными катерами.

Положение советских военных в Испании было очень ответственным и тяжелым. В особенности это касалось советников на флоте. По существу, они не имели никаких прав, но в то же время в определенной степени отвечали за состояние и действия кораблей, флота в целом, а также и военно-морской базы. Для успешной работы им было необходимо не только тщательно изучить часто менявшуюся обстановку, а для этого хорошо разбираться в морских картах, но и в достаточной степени освоить особенности конструкций кораблей, их боевого вооружения.

Всем советникам, а особенно тем, которые были направлены на республиканский флот, для успешной работы следовало хорошо узнать испанцев, с которыми в дальнейшем надлежало нести службу. Только благодаря своим профессиональным знаниям, умением держаться советник мог завоевать себе авторитет, должное почтение и дружелюбие.

Все это очень хорошо понимали, и ставший после отъезда на Родину Н.Г. Кузнецова главным военно-морским советником В.А. Алафузов постоянно чувствовал, какой огромный авторитет и нескрываемое уважение сумел завоевать Николас (так испанцы называли Николая Герасимовича), а поэтому испанские моряки и наши советники жалели, что он был отозван в Москву слишком рано.

Командирам-подводникам приходилось еще сложнее, чем советникам на кораблях. Каждый из них был один, в лучшем случае вдвоем с переводчиком на корабле. Его окружал испанский экипаж, а в преданности республике всех его членов, офицеров и матросов, старшин он не мог быть уверенным. Надо было в достаточной степени освоить сложную иностранную технику, во многом отличающуюся от отечественной. Недостаточное знание испанского языка затрудняло непосредственное общение с экипажем, а как следствие – возможность установить надлежащий личный контакт с офицерами и матросами. Кроме того, на подводной лодке, где от молниеносного исполнения получаемой команды зависит не только успех операции, но и сохранение самой подлодки и жизни экипажа, командовать с помощью переводчика было почти невозможно. Наши советские командиры-подводники должны были иметь минимальный запас испанских слов, достаточный для того, чтобы суметь отдать необходимую срочную команду.

Какова же роль в этих условиях принадлежала адъютант-переводчикам?

Из рассказов Николая Павловича Египко и Вальдеса, а после прибытия в Картахену и Ивана Алексеевича Бурмистрова мне становилось все более понятным, что круг обязанностей адъютант-переводчика на подводной лодке был очень широк. Прежде всего, не должен был забывать, что он не просто переводчик, а офицер республиканского флота. В его обязанности входил перевод морякам подчас очень сложных объяснений командира во время занятий по подготовке и разбору отдельных операций и боевых выходов. Он должен был помогать командиру во всех его начинаниях, направленных на укрепление дисциплины среди экипажа, наведение должного технического порядка на лодке. В дальнейшем моя работа с И.А. Бурмистровым шла по всем этим направлениям, а в период подготовки перехода подлодки «С-4» и во время его осуществления мои обязанности еще больше расширились. Приходилось иногда непосредственно замещать командира на отдельных боевых постах.

Испанские моряки, знавшие Ивана Алексеевича по совместной службе на подлодках «С-1» и «С-6» во время его первого пребывания в Испании, рассказывали, что были всегда поражены неутомимостью, даже какой-то особой одержимостью своего командира, пытавшегося навести должный порядок на лодках. Он был для них загадкой, совершенно непохожим на тех офицеров флота, которых они знали до этого. Сосредоточенное внимание моряка-подводника отмечало малейшее упущение, самый незаметный дефект.

– Русский командир доставлял много «неприятностей» не только матросам и старшинам, но и офицерам. Он поспевал повсюду, показывал, требовал, делал сам, не боясь ни грязи, ни тяжестей, учил и терпеливо пояснял. Из-за незнания испанского языка, проявляя нетерпеливость при работе с переводчиком, используя небольшой запас известных ему слов, в основном пояснения он делал жестами, мимикой, показывая непосредственно на детали, о которых шла речь. Нет, он совсем не был похож на наших испанских офицеров, – говорили мне испанские моряки, которые служили ранее под командованием И.А. Бурмистрова.

Эта оценка касалась не только Ивана Алексеевича, но и всех наших добровольцев-моряков. Помню, как-то я рассказал о нашем разговоре с испанцами Николаю Алексеевичу Питерскому. Он, смеясь, привел мне следующий факт: многие советские советники весьма тщательно осматривали материальную часть кораблей и требовали содержать ее в полном порядке. Это крайне удивляло многих испанских офицеров и моряков вообще. Однажды командующий флотом, внимательно следя за действиями Николая Ильина, озабоченного состоянием торпед, задал мне вопрос: «Неужели это ваш офицер? Он лазает под торпедными аппаратами и сам тщательно осматривает все приборы, проверяет исправность самой торпеды!» – продолжил свою мысль Н.П. Питерский. Да, Николай Ильин, наш ленинградец, моряк с Балтики, мог служить примером грамотности и трудолюбия. Однако среди наших моряков-добровольцев он не был исключением. О каждом можно было сказать то же самое.

Большинство наших советников начинало службу на флоте с рядовых матросов. Их не связывали никакие предрассудки, а тем более существовавшая на испанском флоте резкая дистанция между офицерским корпусом и рядовыми моряками.

Вместе с Иваном Алексеевичем мы посетили внутреннюю гавань, где размещался судостроительный и судоремонтный заводы. Он показал три недостроенные подводные лодки типа «Д» более совершенной конструкции. Их строительство было поручено до мятежа компании «Конструктора Наваль», являвшейся собственностью англо-испанского акционерного общества. Она управлялась непосредственно из Лондона, который должен был обеспечивать все необходимые поставки как ряда материалов, прежде всего для брони, так и механизмов и артиллерийских орудий. С началом мятежа строительство подводных лодок было полностью прекращено. Мне рассказывали, что английские специалисты, покинув базу в Картахене, прихватили с собой «на всякий случай» всю техническую документацию.