Дмитрий Ильич увидел брата в вагоне третьего класса. Здесь было тесно от пассажиров, от разбросанных меховых шуб, дох, сибирских шапок с наушниками, валенок, бурок — публика ехала из холодного края. Брат выглядел поздоровевшим, с румянцем на щеках, возбужденным и радостным.

Владимир Ильич сразу же стал расспрашивать о домашних, Дмитрий Ильич был счастлив и горд, что на полтора часа раньше других встретил брата. Тем временем поезд незаметно отошел от перрона. За окнами показалось зимнее Подмосковье. Владимир Ильич, накинув на плечи меховую телогрейку, предложил выйти в тамбур, где можно было говорить, не опасаясь, что подслушают. Поинтересовался новостями. Оказалось, о делах московских марксистов он знал больше, чем Дмитрий Ильич, проживавший под Москвой. Разговор перешел к наделавшей в то время много шума книге немецкого социал-демократа Э. Бернштейна. Владимир Ильич жестоко критиковал его, говоря:

— Это очень опасное искажение Маркса, и с ним необходима самая решительная и беспощадная борьба.

Попутно досталось русским оппортунистам, так называемому «экономизму» и его печатным органам — «Рабочему делу» и «Рабочей мысли».

Выговорившись и как будто немного успокоившись, Владимир Ильич сказал, что по окончании ссылки ему было предложено выбрать себе для жительства любой город, кроме столиц, университетских городов и фабрично-заводских центров. Но Владимира Ильича больше всего, естественно, интересовал Петербург. Ближайшим к нему городом оказался Псков. «Из Пскова, — как вспоминал потом Дмитрий Ильич, — легче можно было производить наезды в Питер, следить за ходом рабочего движения, сноситься с непосредственно работающими товарищами а влиять на движение».

Поезд подошел к Курскому вокзалу. Братья направились на площадь, нашли извозчика.

Вскоре коляска уже катилась по Бахметьевской. Навстречу неслись дрожки, фаэтоны, кареты и даже автомашины. Темнело. Дворники зажигали керосиновые фонари. Вот и знакомый двухэтажный дом, а за ним флигель, где в квартире № 5 жили Елизаровы и Ульяновы.

Пока Владимир Ильич гостил у родных, при содействии и помощи Дмитрия Ильича и Марии Ильиничны он встретился с находившимися в Москве социал-демократами: обсуждал с ними вопросы революционной работы, в частности, договорился об установлении связи, наметил пароли, уточнил адреса явочных квартир. Здесь же, на Бахметьевской, после нескольких лет разлуки состоялась его встреча с И. X. Лалаянцем. Исаак Христофорович работал на Украине, входил в Екатеринославский комитет РСДРП, редактировал газету «Южный рабочий». В беседе старых друзей участвовал и Дмитрий Ильич. Говорили о предполагавшемся созыве II съезда РСДРП и плане издания «Искры». Съезд нужно готовить на местах, в рабочих центрах России. Дмитрий Ильич пожелал отправиться в Самару. Там, по сведениям Лалаянца, уже создавался искровский центр, но работать трудно — многие товарищи арестованы. Дмитрий Ильич мог выехать тотчас, тем более гласный надзор заканчивался, но брат рассудил иначе: надо сначала завершить университет.

Приведя И. X. Лалаянца на свидание к брату, Дмитрий Ильич был в полной уверенности, что встреча их останется незамеченной. Ведь он предпринят: все, чтобы замести следы, действуя строго по правилам конспирации. Но это было не совсем так. После 1917 года в досье заведующего особым отделом Департамента полиции Ратаева была обнаружена выписка из донесения начальника московской охранки Зубатова. Он доносил: «19 февраля бывший студент Московского университета Дмитрий Ильич Ульянов, отбывающий в Подольске, Московской губернии, срок гласного надзора, прибыл тайно в здешнюю столицу и привез с собой в квартиру Елизаровых, где в это время находились Мария и Владимир Ульяновы, таганрогского мещанина Исаака Христофорова Лалаянца…»

Следуя совету брата, Дмитрий Ильич пишет прошение с просьбой позволить ему закончить университетское образование. В ответ министерство просвещения шлет отписки. И тогда Мария Александровна написала самому царю. «Канцелярия Его Императорского Величества по принятию решений» направила бумагу в министерство просвещения: «Препровождая при сем… отношение… по ходатайству вдовы Действительного Статского Советника Марии Александровны Ульяновой о разрешении сыну ее, Дмитрию, держать в текущем году государственный экзамен при Московском университете, честь имею покорнейше просить Ваше Превосходительство сообщить начальству Московского Учебного округа, с возвращением приложений, надлежащие сведения, а равно и заключение Ваше по предмету ходатайства».

Через ректора бумага попадает декану медицинского факультета Московского университета И. Клейсту. Тот наложил резолюцию: «…ранее подачи прошения о допущении Ульянова к сдаче в Медицинской испытательной комиссии, надлежит ходатайствовать о допущении его в один из Российских университетов для получения зачета 9 и 10 семестров медицинского факультета».

От таких отписок радости было мало.

Перед отъездом Владимира Ильича в Псков братья обсудили многие детали по сбору корреспонденции и денег для будущей газеты. Дмитрий Ильич, как агент «Искры», получил партийную кличку Юноша.

А в недрах Департамента полиции уже рождался следующий документ: «…Ульянову держать окончательные экзамены при Московском университете препятствий не встречается, но что принятие названного лица в число студентов одного из университетов, ввиду его политической неблагонадежности, представлялось бы нежелательным».

Весна 1900 года прошла в напряженной учебе. На лето в Подольск приехала мать. В начале июня наведался Владимир Ильич. Перед этим в Петербурге, куда он изредка наезжал без разрешения властей, ему пришлось целых десять дней посидеть под арестом — выследили шпики. В Подольск он приехал тоже не без приключений. Исправник уезда, некий Перфильев, отобрал у него заграничный паспорт, полученный 5 мая для поездки в Германию. Владимир Ильич пригрозил исправнику:

— В таком случае я принужден жаловаться на ваше незаконное действие в Департамент полиции, — и вышел.

Исправник струсил.

— Послушайте, господин Ульянов, вернитесь назад. Вот ваш паспорт. Возьмите его.

Родные увидели в тот день Владимира Ильича необыкновенно возбужденным.

— Хотел отобрать у меня заграничный паспорт, старый дурак. Так я его так напугал Департаментом полиции… — рассказывал он и хохотал. Все, кто был дома, поддались его веселому настроению.