В январе 909-го года мне разрешено воспользоваться трехмесячной научной командировкой — проектирую заняться в Москве бактериологией и чем-нибудь попутно еще.

Что касается всевозможных прогулок, то об этом почаще надо думать вам с Н. К. и Мане, а для меня в этом недостатка нет, — уж что другое, а гуляю-то вдоволь и с ружьем и на велосипеде. Нынешнее лето изъездил на велосипеде по своему циклометру тысячу верст, из которых %-ов 70 по проселкам. Теперь и холодно и грязновато, больше с ружьем, хотя дичи здесь мало и достается не без труда.

Крепко жму руку и желаю получше отдохнуть, привет Надежде Константиновне и Е. В.

Твой Дм. Ул.».

Дмитрий Ильич стал чаще вырываться в Москву. Теперь у него был веский повод: проведывал родных. Той же осенью он прочитал в рукописи новую книгу брата. Идеи книги были ему близки и понятны. Почти десять лет назад, в письме из Шушенского, Владимир Ильич посоветовал брату обратить внимание на «эмпириомонизмы» Богданова. С тех пор «новейшие течения в философии» не исчезают из поля зрения Дмитрия Ильича.

Зима 1909 года выдалась неустойчивой. Частые оттепели способствовали широкому распространению инфекционных заболеваний. Особенно свирепствовала инфлюэнца (вид гриппа. — Б. Я.). Дмитрий Ильич сбился с ног, торопясь к больным. Бывали такие недели, когда отдыхать удавалось пять-шесть часов в сутки. Инфлюэнца не обошла и Ульяновых. Сначала заболела Мария Александровна, затем слегла Анна Ильинична. Дмитрию Ильичу приходилось врачевать и в Липитине и в Москве. В апреле 1909 года мать и старшая сестра выезжают в Крым на лечение. Издательские дела брата берет на себя Дмитрий Ильич.

А научно-исследовательская работа не продвигалась. Зато, поощряемый Софьей Николаевной Смидович, он собирает материалы о революционной деятельности брата Александра. Появилась возможность издания их отдельной брошюрой.

И вдруг 11 мая — среди ночи обыск. Впрочем, обыск был не «вдруг». Дмитрий Ильич ждал незваных гостей к 1 мая. В Серпуховском уезде появились прокламации, призывавшие отметить день Международной солидарности трудящихся. Уездный исправник решил «тряхнуть» земского врача Ульянова.

Обыск, по существу, ничего не дал. В квартире были обнаружены политические книги и брошюры в количестве 127 экземпляров, но их нельзя было причислить к нелегальным — когда-то они продавались свободно. И все же одна улика давала полиции основание доложить московскому губернатору: «Врач Ульянов производит впечатление человека безусловно политически неблагонадежного и крайне конспиративного». Такой уликой явились два листа корректуры (без указания типографии) «Жизнь Александра Ильича Ульянова».

Теперь охранка слежку вела открыто. Каждая поездка в Москву фиксировалась, даже каждый выезд на велосипеде куда-нибудь в Хатунь или Подольск отмечался уездным исправником.

Демонстративное преследование выводило из равновесия. Крепло неодолимое желание сменить место жительства. Где-то в Царицыне появилась вакансия санитарного врача. Он пишет прошение. Краем уха услышал, что требуется врач в Саратове. И туда пишет. Написал в Синельникове Но отовсюду отказы.

Неважное настроение усугубило письмо младшей сестры: она почувствовала себя плохо, просила назначить ей лечение.

Затем пришло письмо от Володи.

«Дорогой Митя! Маняша уже писала тебе о своей болезни. Хочу посоветоваться и я. Доктора нашли у нее воспаление отростка слепой кишки (аппендицит, — кажись, так?). Спросил очень хорошего здешнего хирургу Подтвердил: аппендицит. Советует операцию. Говорят все, что безопасно и излечивает радикально.

Этот хирург… всеми восхваляется. Недавно сделал операцию (ту же) жене приятеля — превосходно; чайная ложка крови; через 8 дней вставать начала. Лечебница хорошая.

Припадок сейчас несильный. Повышения температуры нет,Боли не очень сильные. Прошу тебя немедленномне ответить: я склоняюсь к операции, но без твоего совета боюсь решить. Отвечай немедленно.

Что операцию сделают здесь хорошо, это несомненно. Ехать куда-либо до операции доктор не советует.

Маме не пишу, ибо боюсь напугать ее зря. Опасности никакой, — Маняша даже не лежит все время, — Анюте тоже не пишу, ибо мама может прочесть.