— Зачем ты это сделал, гад?

— А чтоб знала и другим передала, — единым дыханием зло прошипел Петро, напирая на него. — А ты пшёл отсюда, или я и тебя достану, гнида!

Он протянул руку, пытаясь ухватить Пашку за грудки.

Тот машинально выхватил из-за голенища нож и коротко ударил им в грудь Петра, как раз в то место, где находится карман, с левой стороны.

— Ты!.. — выпучил Петро глаза, но сразу как-то обмяк, закачался и без звука рухнул на землю.

Пашка вытер об него лезвие, сунул нож за голенище и, не таясь, не замечая ничего вокруг, пошёл по улице обратно.

Он возник из темноты неожиданно. Подошёл к Полине, сел рядом. Ничего не говорил, только пространно смотрел на огонь и молчал. Она поняла: что-то произошло.

— Что у вас было?

Он продолжал молчать. Она посмотрела ему на руки, потом в глаза.

— Ты убил его? — догадалась она.

Ответ последовал не сразу. Через минуту он покаянно признался:

— Да. Он сам полез, я ничего не мог поделать. Полину не удивил его ответ. После того, что с ней случилось, она не испытывала никаких эмоций и жалости к Петру, было лишь отчаянье за Пашку и себя.

— Дура я, — всхлипнула она. — Что я наделала?.. Зачем сказала?.. Что сейчас будет?.. Ведь посадят тебя…

— Посадят, да не сейчас, — решительно заявил Пашка.

В глазах его мелькнул осмысленный огонёк. Он что-то обдумывал.

— Правильно сделала, что сказала, я бы всё равно узнал. Потом попробуй докажи, а он ходил бы да посмеивался. Ты думаешь, я бы стерпел? Чему быть, того не миновать.

Он помолчал немного.

— Ты помнишь, где дедова заимка? Ну, куда он охотиться ходил?

— Помню. Туда тропа ведёт. А зачем ты спрашиваешь?

— Пересидеть надо. Время пройдёт, там виднее будет, что и как.

Полина молчала.

— А если найдут?

— Найдут, не найдут! Не прятаться же нам вечно. Ещё неизвестно, кто виноват.

Он заметно оживился, в зрачках его лихорадочно металось отражение костра. Казалось, появился какой-то свет в конце тоннеля, временная передышка. Это же состояние передалось и Полине.

— Продукты там имеются, Степаныч говорил, на первое время хватит. Ружьё у меня есть, не пропадём. А?

Полина что-то обдумывала.

— Надо из одежды кое-чего взять. Ведь только и есть, что на нас.

Её душа тоже металась от безысходности и тяготилась самой мыслью о возвращении домой, ибо слишком страшно и нелепо выглядело всё происшедшее, ещё свежа была и обильно кровоточила нанесённая сердцу рана, и должно пройти время, чтобы хоть немного ослабла эта боль. Их обоих неудержимо влекло и страшно мучило лишь одно желание — убежать подальше от всего этого, остаться наедине и пережить весь этот ужас, пока не успокоятся сердца и не придут в порядок мысли. А там видно будет.

Пашка погасил костёр и отправился обратно— взять самое необходимое и кое-что из одежды. Сейчас он шёл осторожно, крадучись вдоль берега, прислушиваясь и присматриваясь к любому шороху и шевелению. Ни одной живой души. На улицах темно, хоть глаз выколи. Деревня спала мирным сном. Мёртвый Петро так же лежал при входе, вывернув руку. Пашка собрал в узел свои и Полины вещи, прихватил документы, выключил свет и так же украдкой, стараясь не попадаться на глаза, вернулся назад, где ждала его Полина.

Переждав в кустах, с рассветом они подались в тайгу и по известной Полине тропе к вечеру добрались до заветной Степанычевой заимки.

…Милиция прибыла около полудня.

Дарья Петровна зашла утром к внучке и чуть не упала в обморок, увидев эту неприглядную картину. Не чуя ног, добежала до управляющего, сообщила страшную весть и слегла. Степаныч, сам не свой, не веря своим ушам, скоро был там и всё увидел собственными глазами. Возле дома уже толпился народ. Следователь с командой разбирались внутри и никого не пускали. Всем уже было ясно, что произошло и в чём причина. Догадаться было нетрудно. Местные жители жалели и Петра, незлобивый был человек, лишь когда перепьёт — неуправляемый, и Пашку с Полиной, ведь только жить начали, — и лишь сочувственно кивали друг другу: «Вот она, любовь проклятая…»

— Что же ты наделал, Петро, — чуть слышно произнёс следователь, осматривая труп.

Вскоре милиция закончила свои дела, погрузила Петра на подводу, и унылая серая лошадёнка не спеша потянула свой скорбный груз к переправе.

— Ты, Степаныч, когда увидишь, скажи им, пусть не бегают, всё равно возвращаться придётся, — подошёл к нему следователь. — Сейчас у них шок, отойдут маленько — легче будет. Дело тут ясное. Суд может по минимуму дать, а то и условно, как дело повернуть, ведь свидетелей-то нет. Передай.