– И как это будет выглядеть?

– Если ты станешь дисциплииированным, у тебя появится свобода делать все, что ты хочешь, стать кем угодно. Тогда ты сможешь путешествовать по огромному замечательному миру, о существовании которого ты и не подозревал. Я не имею в виду мир сражений – это мир опыта. Жизнь – луч-ш ни учитель, а я стараюсь экипировать тебя получше, чтобы ты мог не драться против этого учителя, а учиться у него.

– Не совсем понял все твои слова, но звучит красиво. Ты мне поможешь?

– Безусловно, но от тебя потребуются некоторые усилия. Стив кивнул: хорошо.

– Ладно, пошли заниматься.

Они тренировались почти до вечера, когда небо начало загораться в лучах заходящего солнца.

– На сегодня все, – сообщил Сайхун.

– Ты будешь здесь завтра?

– Конечно, буду. – Сайхун уже чувствовал в душе, что вот-вот взвалит на себя новую обязанность.

– Можно, я приведу с собой друга?

– Не знаю еще, – с сомнением произнес Сайхун. Такого быстрого развития событий он не ожидал.

– Ну пожалуйста, – в глазах Стива он увидел мольбу. – Ои тоже хочет учиться у тебя.

– Посмотрим, – Сайхун старался выглядеть суровым.

– Замечательно! Значит, завтра в это же время?

– Точно.

Сайхун смотрел, как нескладный подросток довольно заскакал вниз по холму, – и рассмеялся, вспоминая свой недавний разговор со Стивом. Разве не это ему было необходимо, чтобы избавиться от грустного взгляда на жизнь? С учеником жизнь не казалась такой блеклой и одинокой. Еще более важным было волнение от того, что он делился своим самым дорогим искусством с тем, кто только впервые был влюблен в это. Эта свежесть ощущений стала для Сайхуна источником вдохновения.

Он присел на скамейку, чтобы полюбоваться закатом. Оранжевый диск медленно клонился к серо-голубому горизонту, и перистые облака с каждым мгновением все больше окрашивались пурпуром. Вскоре огненная сфера уже погрузилась в воды Тихого океана, но сочетание двух противоположностей казалось удивительно прекрасным. У Сайхуна возникло ощущение гармонии. Он почувствовал, что к нему возвращается терпение. Он будет и дальше искать удовлетворяющий учителя ответ, но одновременно с поисками постарается найти и смысл своей собственной жизни. Сайхун перестал торопиться. Времени было достаточно. Пока он будет искать, он покажет этому пареньку, а может, и еще кому-нибудь, кое-какие прекрасные тайны жизни. Он откроет им путь в широкий мир.

Я стоял на запруженной улочке китайского квартала, ожидая господина Квана. Он жил в небольшом, мрачном отеле – лучшего жилья Кван не мог себе позволить. Я взглянул на здание из бледно-розового известняк^, пробежал глазами по мутным окнам, гадая, какое же из них – его и видит ли он меня. Я пришел, чтобы помочь ему справиться с кое-какими мелкими поручениями до того, как начнутся занятия в его крохотном классе. Несмотря на то что мы заранее условились о встрече, я не стал ему звонить и не поднялся в номер. Кван опаздывал.

Многие виды искусств, которым обучал Кван, лишь вскользь упоминались в книгах, а то и вовсе снабжались пометками «ныне утраченное» или «мифическое». В свое время я интересовался китайскими боевыми искусствами и даосизмом, так что мне довелось слышать о таких стилях китайского рукопашного боя, как Ладонь Восьми Триграмм или Бокс Змеи; встречались сведения об упражнениях для укрепления здоровья типа Восемь Кусков Парчи, Трактат об Изменении Мышц и Игры Пяти Животных. Мне рассказывали о техниках медитации – например, о Микрокосмической Орбите или о Медитации Восьми Психических Меридианов, которой занимались в положение стоя. Долгие годы я хотел научиться всему этому.

Я читал об известном генерале династии Сун, которого звали Юэ Фэй. Теперь же появился некто, кто знал его стиль. Я читал о героях классического трактата «Речные заводи»; и снова рядом со мной был человек, который знал, как пользоваться странным оружием тех воинов. Я слышал об известном даосском стратеге Чжу Гэляне – и был человек, который в свое время изучал подобные философские взгляды. Классическим идеалом имперского Китая были ученые и военные таланты. Господин Кван также выступал за это. Его жизнь – даже не жизнь, а целая история боевых искусств – служила достаточным тому доказательством.

Признаюсь: мое увлечение боевыми искусствами было немного романтичным, даже идеалистическим. Мне нравились старые китайские романы о рыцарях, чести, благородстве. Во многих произведениях были выписаны сверхъестественные силы – привидения, гоблины, демоны, маги – и даосы. Обычно считалось, что эти люди обладают поразительными умениями, знают искусство магии и воспринимают все совершенно иначе, так что этот мир им представляется иллюзорным. Даосизм часто встречался в литературе, будь то литературные персонажи Лао-цзы и Чжуан-цзы в оперных либретто или история о Хань Чунли в пьесе «Сон желтого проса». Как правило, даос служил воплощением мудрости, несогласия со старыми догмами и бескорыстного героизма. Даосы часто появлялись в жизни разных людей, чтобы в нужный момент вмешаться в ход событий. Подковав себя такими культурными познаниями, я был настроен на встречу с Даосом.