Прямо перед лицом поднялся язык пламени, и в огне снова проступило лицо женщины. Волосы ее терялись во тьме. Жестоко расхохотавшись, искусительница раскрыла рот. Она неуклонно приближалась к Сайхуну, и он видел, как растет в размерах ее язык. Женщина собиралась поглотить его.

Сайхун слышал едва уловимые звуки храмовых колоколов: приближался рассвет. Она прижалась к нему, и он почувствовал на себе ее жаркое дыхание. Зубы хищно оскалились…

Тонкий луч утреннего солнца проник через одно из отверстий и ударил в лицо демона. Женщина отступила, но тут же вновь появилась, приняв прежний вид соблазнительной девушки. Постепенно пещера наполнилась светом, и призрак со стоном растворился в воздухе.

Сайхун прекратил читать сутры, лишь убедившись, что наступил день. Он с облегчением поднялся на ноги; руки ломило, а ноги словно были налиты свинцом. Вдруг он с испугом оглядел себя: страх был настолько силен, что Сайхун намочил в штаны.

Тогда он разделся и нырнул в водоем. На противоположной стороне из воды показался нос. Это был Даос-Жаба.

– Вижу, она пыталась схватить тебя, – сказал Даос-Жаба, подплывая поближе.

Сайхун только кивнул в ответ, улыбаясь от гордости, – ведь он справился с испытанием. Даос-Жаба захихикал, брызнул на Сайхуна водой, шлепая руками по поверхности водоема.

– У тебя сильный разум, – поздравил Даос-Жаба измотанного монаха. – Это хорошо. Когда-нибудь наступит кризис, который охватит весь мир.

Это будет схватка между добром и злом. Твоя сила понадобится тебе, чтобы выжить.

Сайхун посмотрел внутрь своего тела: оно было совершенно прозрачным.

В конце концов, медитация совсем не походила на полную неподвижность. Тело всегда находилось в движении: сердце стучало, кровь стремилась по сосудам, электричество держало нервы в постоянной готовности, по меридианам циркулировала энергия, внутренние органы согласно пульсировали и легкие, даже замедляя свой ход, все равно дышали. Человек никогда не переставал двигаться и изменяться. Человеческое существо представляет собой космос – мистическое движение вперед, соединенное со священным равновесием.

Потом Сайхун заглянул глубоко внутрь себя. Он полностью погрузился в созерцание своей внутренней сущности. Внутреннее стало всем. Внутреннее и внешнее слились в единое целое. Погружаясь все глубже внутрь себя, Сайхун достиг совершенного понимания. Внутреннее и внешнее стало одним целым в пространстве бесконечности.

Теперь он был точкой фокуса, острием всего космоса. Местом, где сама бесконечность сливалась в единую массу движения и познания. Ци превратилась в пять стихий, в Инь и Ян, в человеческое существо. Он стал микрокосмом вечности.

Сайхун мысленно представил себе созвездие Большой Медведицы: тишина. Космическое пространство. Время и пространство накладываются друг на друга змеиными кольцами, теряя свою определенность. Что же находится там, за этой двойственностью?

Большая Медведица спускалась. Человечество стало микрокосмом Вселенной. Ничто больше не являлось реальным; каждый объект был на равных со всем остальным. В одном содержалось все. Органы были планетами. Центры психической энергии были сверхновыми. Точки на меридианах – звездами, а сами меридианы – путями в небесный рай.

Большая Медведица опустилась на Сайхуна. Он звал ее к себе; он желал этого.

Он вошел в созвездие, и оно подняло юношу дальше самых высоких облаков, через тонкую пелену лазурного неба в черноту космоса. Вокруг был полный мрак, если не считать россыпи звезд. Вселенная представлялась ночью, но свет дня взрывался внутри ее, заливая собой складки черного бархата.

Он висел там, во тьме; он парил в космосе. Вокруг царила полная тишина. Он спроецировал звезды внутрь себя и теперь сам являлся такой же звездной проекцией. Он был космическим телом, ничем не хуже планеты. Метеором. Или даже солнцем.

Но было и более глубокое состояние. Он все еще оставался телом. Почему он оставался тут, а не там, далеко?

Его тело расширилось, словно бесшумно взорвалось. Совершенный телесный механизм разлетелся, выстрелив себя в тысячи разных направлений. Тело исчезло, но намерение осталось. Память, далекая, зыбкая – странный обломок индивидуальности, – все еще мчалась сквозь пустоту.

Но вот растворился и этот обломок. Растворился за пределами звезд, планет и измерений, за пределом калейдоскопа реальностей, пронизав бесчисленные слои миров. Все. Осталась лишь великая Пустота.

Сайхун сидел в пещере, ощущая себя крошечным и хрупким созданием. Кем он был? Просто маленькой искрой, которая была всем и ничем.

Одиночество и созерцание – вот все, к чему он стремился. Зачем же было возвращаться? Верно, боги так повелели. У него было задание, и пока он его не выполнит, быть ему привязанным к этой земле. Но боги также позволили ему хотя бы на миг заглянуть за завесу реальности. И он увидел, что там. Если бы не нужно было возвращаться, он остался бы там.

Сайхун не хотел оставаться здесь. Ведь ничто на земле не было реальным. Все то, что называлось цивилизацией, все то, что предполагало массовые культурные искания во имя совершенства, – все это было лишь прославлением гротескного человеческого самолюбования. То, что называлось эмоциями, оказалось лишь упражнением в собственной извращенности. Ничто на земле более не влекло Сайхуна к себе.