— Про это я узнала только…

— Ну а после того, как узнала? Ты изменила свое отношение к нему?

— Осадок какой-то есть. Но вообще — нет, не изменила.

— Так что, будешь ждать его?

— Да, буду.

— Все восемь лет?

— Уже не восемь, — отвечает радостно, — уже семь с половиной. — При этом она выбегает на дорогу перед забором тюрьмы, поднимает записку.

— Вот ты приходишь, — спрашиваю я, — а он знает день и час?

— Я ему говорю, когда прихожу. Если милиция бывает — нельзя кричать. А так мы разговариваем. Он все слышит.

— А как же они записки передают? — интересуюсь я.

— Ну, они там делают из газет такие трубки, как детские «плевательницы» — горошком плевать. Потом еще хлебный мякиш наворачивают, долго перетирают и наворачивают. Потом дуют, и она долетает. — Девушка разворачивает записку и начинает читать.

Мешать ей я не решаюсь.

Женщина всегда остается женщиной. Даже если она — представительница «древнейшей» профессии. Общество все равно в чем-то виновато перед ней. А она подвергается нешуточной опасности — за примерами далеко ходить не надо.

Во время съемок мы поручаем своим молодым актрисам сыграть роль «подсадных уток», проституток. Эксперимент затевается, чтобы узнать, каковы цены на рынке таких услуг, какой контингент вращается вокруг таких девиц.

Вот стоят, переговариваются две девушки (наши) и два парня. Спор идет о ценах.

— Какие цены в Москве? — старается не отвечать прямо на вопрос первая девушка. — В Москве большие цены.

— У каждого — свои, — вторит ей подружка.

— А ваши? — настаивает парень.

— Наши цены? — не сдается первая девушка. — Вы сначала свои предложите, а потом мы свои скажем.

Парни предложили вроде бы подходящую цену. Девушки все равно продолжают торговаться:

— Может еще пятерочку (долларов) набросите?

Те соглашаются. Один из них вдруг заявляет:

— Нас — четверо.

Слава Богу! Есть повод отказаться. Но беседа на этом не заканчивается. Первая девушка уводит разговор в сторону:

— А не страшно на улице знакомиться? Мало ли что? Болезни разные и вообще…

— А есть такие штучки, — парирует парень. — Не знаю только, для чего их придумали, — пытается он пошутить и навязать свой тон.

— Да? Чего только не придумают! — деланно удивляется одна из подружек.

— А у вас деньги-то есть вообще? Или так — разговоры? — вдруг «спохватывается» другая.

Извлекается пачка купюр.

— Давайте посмотрим сначала на ваших друзей, а потом решим, садиться к вам, извините, в машину или нет, — не сдаются «ночные бабочки».

Конечно, «друзья» были забракованы. «Сделка» не состоялась.

К одной из актрис подваливает настоящий кидала. Смысл этой воровской профессии в том, чтобы «кинуть», ограбить клиента. То есть девушке не надо грешить, осквернять свое тело. Ей достаточно заманить клиента в машину. Дальше — работа «кидалы».

Наша девушка долго прикидывается недогадливой:

— Что значит «кидала», я не понимаю, объясни.

— Не знаешь, что ли?

— Нет, ну расскажи.

— Ну, бизнес такой хороший. Занимаешься таким делом, а не знаешь… — удивляется парень.

— Ну а вдруг мы говорим об одних и тех же вещах?

— Да, вообще… — начинает объяснять «кидала», но тут замечает человека с камерой в укрытии: — Мусора, что ли, снимают?

— Что? Какие мусора? — опять будто не понимает ничего девушка.

— Снимают, что ли? — повторяет парень. С этими словами он прикрывает лицо воротником и ныряет в подземный переход.

Разговоры проституток с клиентами всегда ведутся словно на каком-то чужом, не русском языке. И без взаимной теплоты и доверия, как говорится.

Вот стоят девушка и парень.

— Тут — триста ($30), — говорит он.

— А я не верю…

— Лапуль!..

— Рваные! Рваные сейчас на доллары не меняют!

— Ну ладно, выбрось их, — с деланным равнодушием предлагает парень.

— Выбросить?

— Брось туда, в грязь, пусть валяются.

— Нет, надо, чтобы их списали.

— Ну где они рваные, где, покажи, — возмущается парень. — А если рваные — выбрось их подальше.