Шрифт:
Л. Найда протягивает нам, журналистам, продолговатую тоненькую книжечку, которую привез из Израиля. Заголовок на русском языке: «Руководство для оле». Провокация всегда цинична. Здесь цинизм поставлен на поток, тиражирован в тысячах экземпляров. Обращаясь к «олим» (иммигрантам. — Б. К.), авторы-провокаторы лицемерно приветствуют «радостный шаг, который приведет вас в ваш настоящий дом — Израиль… У вас часто будет такое чувство, будто вы родились заново-Поэтому государство Израиль вкладывает такие большие усилия, чтобы облегчить вам ваше „второе рождение“».
С горечью и негодованием говорит Найда о том, что полтора месяца, проведенные им в Израиле, были для него отнюдь не «рождением», а похоронами всех и всяческих иллюзий об этой стране, сионизме, о капиталистическом обществе вообще.
В аэропорту Лод, под Тель-Авивом, куда самолет прибыл на рассвете, люди «с усталыми, злыми физиономиями» (я цитирую Найду) распределяли вновь прибывших по местам поселения — большинство в пустыню Негев. Никакие просьбы, жалобы, возражения не принимались во внимание.
Здесь же всем вручили по «долговой книжке» и, еще не выйдя из здания аэропорта. Найда оказался должником израильских властей — деньги за перелет Вена-Лод, за полученные «на расходы». Вскоре к ним прибавилась немалая сумма — месячная плата за комнату и вексель-гарантия за сохранность имущества этой комнаты. Затем месячная плата за уроки иврита, а учиться надо шесть месяцев…
«Позже я понял, какое это страшное оружие закабаления иммигрантов — „долговая книжка“. Израильским властям нет никакого дела до несчастных людей, которых они обманом вынудили покинуть свою настоящую родину. Для них нет ни работы, ни жилья, они обречены на полунищенское существование. Я встретил человека, который в Ленинграде занимал пост коммерческого директора крупного завода, здесь он с трудом устроился сторожем в банке. Его жена — уборщица в отеле, в одной смене с ней работают еще пять женщин, бывшие советские гражданки, все с высшим и средним специальным образованием…
Это не „обетованная“, а проклятая богом земля — так называют ее не только несчастные и разуверившиеся иммигранты, но и многие местные жители. Это — ложь о „единой еврейской нации“, о том, что Израиль якобы „родина всех евреев“. Люди, прибывшие из Марокко, Ирака, из европейских стран или из Советского Союза, ничего общего не имеют друг с другом — ни языка, ни общих интересов, ни общей цели. Вряд ли еще где-нибудь можно найти такое разделение людей, как в Израиле, — социальное, религиозное, расовое: бедные и богатые, черные и белые, верующие и неверующие. Местные уроженцы — сабры враждуют с выходцами из афро-азиатских стран — сефардами, те, в свою очередь, о ашкенази, приехавшими из Европы. Власти эту вражду всячески поощряют, спекулируя на противоречиях. И все это в мрачной обстановке безудержного шовинизма, милитаризма, религиозной нетерпимости. Даже находясь в тылу, далеко от выстрелов, люди чувствуют себя как на фронте: каждый должен бороться за себя и против всех. Бороться каждый день и каждый час. Иначе не выживешь.
Человек боится всего: боится потерять работу, боится роста цен и долгов, боится призыва в армию, боится говорить правду. Цензура перлюстрирует всю корреспонденцию, поэтому родным и близким в СССР идут письма, содержание которых очень далеко от действительного положения иммигрантов…
К приехавшим из Советского Союза местные жители и власти относятся особенно плохо. Работы по специальности, как правило, нет, особенно для людей с высшим образованием. Надо униженно наниматься на любую работу, какую дадут, самую грязную, самую низкооплачиваемую, причем хозяин может выгнать в любую минуту, едва найдет работника за более низкую плату. И стоит только выразить недовольство, как услышишь в ответ: „Кто тебя звал к нам в страну? Я тебя не звал. Можешь убираться, откуда пришел…“
Какими лживыми оказались посулы израильского радио о том, что каждый приехавший из СССР найдет якобы свое место „в строительстве великого еврейского государства“! В первый день приезда в Израиль Найду уверяли: „Вы доктор наук, вам не надо искать работу, к вам придут из министерства абсорбции {19} , из „Сохну-та“, вы будете работать в университете…“
Никто не пришел, никто не предложил никакой работы. Найда пытался частно практиковать, но оказалось, что нужна собственная квартира для приема больных, а она стоит огромных денег. Тогда он решил обратиться к ректору университета в Тель-Авиве, профессору религиозной истории Симонсону с просьбой предоставить работу по специальности на медицинском факультете.
Тот ответил коротко: „Ну и что, что вы доктор наук?“ „Я вышел, — пишет Найда, — обескураженный, и сквозь неприкрытую дверь до меня донеслись слова ректора, который говорил своей секретарше: „И чего они сюда лезут…““.
И еще одна исповедь — на этот раз в письмах.
Несколько лет назад мне довелось присутствовать на собрании в Ленконцерте. Могу засвидетельствовать: свободных мест в зале не было. Люди стояли в проходе между стульями, вдоль стен, у дверей в коридоре. Председательствующий дважды предлагал прекратить прения, но они продолжались, пока не выступили все желающие. Обсуждалось письмо, присланное руководителям Ленконцерта бывшим артистом отдела музыкальных ансамблей Фридрихом Иосифовичем Вишинским из Соединенных Штатов Америки.
Это письмо, а также два других, присланных Вишинским своим знакомым в Ленинграде и переданных ими в общественные организации Ленконцерта, были зачитаны полностью. Поскольку эти письма публиковались в печати, привожу из них выдержки, опустив имена, повторы, интимные подробности, нецензурные слова и те места, в которых были допущены грубые выражения в адрес страны, где находился тогда Вишинский.
ИЗ ПИСЬМА В ЛЕНКОНЦЕРТ
„….Уважаемый товарищ… товарищи… многие, многие другие члены моей бывшей организации. Я, конечно, понимаю, какая грустная ирония для меня в том, что я обращаюсь к вам с привычного для меня слова товарищ (подчеркнуто Вишинским. — Б. К.), такого обычного в СССР и такого странного здесь, в США, где я сейчас живу.