Шрифт:
– Да! – дружно вторил совет.
Только Диагал промолчал. Децебал хоть и умел убеждать, но Бастарн знал, на что способны его карманные боги. Их не на жертвенник нужно тащить, а бросить на врагов, тогда и воины будут целы и мешки по края набиты добром.
В этот момент на пороге показался костлявый старец, ведомый мальчиком поводырем. Человек был одет в старый истлевший плащ, запачканный грязью, на ногах были изорванные сандалии. Холщевая рубаха, некогда красного цвета, теперь почти полностью высветлилась став не то серой, не то грязно белой. Если бы стража не знала старика, то никогда не пустила бы в дом такого оборванца. Он подошел ближе, так что его длинный горбатый нос, оказался прямо у самого лица царя.
– Что уставился, вождь? Неужто забыл меня? – старик противно рассмеялся, разразившись кашлем.
Децебал с трудом удержался, от того чтобы не сплюнуть.– Нет, не забыл тебя старого козла. Зачем пришел в мой чертог? Твое место на горе, Залмоксиса в нашей вере убеждать.
Старик ехидно улыбнулся, отпихнул поводыря и, протиснувшись между Адиоцинием и Диегом, уселся на лавку, вытащив из чаши сочный заячий пирог. Адиоциний, как ошпаренный вскочил с лавки, схватившись за кинжал, но отец его остановил, положив мощную руку на плечо.
– Сядь малец, твое время не пришло, а если меня не послушаешь, никогда не придет, – проворчал старик, жадно проглатывая зайчатину в душистом тесте. – Давно такого не ел. Зажрались вы тут вожди, воевать совсем не хотите, и кровь своему богу не жертвуете и чужих на его землю зазываете. Твой бы отец до такого не опустился…. Знал его, славный был воин.
– Говори, зачем пришел и проваливай от сюда. Можешь и пирог с собой прихватить, – выпалил Адиоциний.
– А ты не зыркай на меня так, а то глаза то повыскакивают. Я с царем говорить пришел…
Адиоциний отошел на пару шагов, закрыв глаза. А то и впрямь скажет и выскачут.
– Ну, говори, зачем пришел? Жертв человеческих хочешь, так будут тебе жертвы. Диагал много пленников взял, бери кого хочешь.
Старик как-то ехидно покосился на Диагала и облизал грязные пальцы. А вот вождь Бастарнов такому повороту событий был не доволен. У Бастарнов другие боги, Залмоксис им не указ. Тем более что сам Диагал от своих богов отрекся, а от этого старика никакой помощи он не видел.
– И возьму….Только не затем я к тебе пришел. С вождем пришли чужеземцы. Они не наши. Мир их чужой и боги чужие. Их хочет Залмоксис. Хочет он отомстить своему давнему врагу Юпитеру. Отдашь чужеземцев?
Старик переводил взгляд, то на вождя, то на Диагала. Его маленькие искрящиеся глазки источали такую скрытую злобу, что она как кипяток прожгла все внутренности воинов. Царь даже поднял рог и залпам осушил его до дна. Только тогда отпустило.
– Я не вправе решать один, но если ты говоришь, что Залмоксис этого хочет…
Речь царя, на полуслове, оборвала выскочившая в центр зала царевна Меда. Все это время она подслушивала заседание совета. Девушка подошла к отцу и поцеловала ему руку, почтительно склонив голову. Потом поклонилась членам совета и обратилась к старику.
– Не прав ты, жрец! Не волю бога вещаешь, а свою злобу тешишь. Я земле служу, а она мне говорит, что нет зла в чужеземцах. Чужие они, но добрые и боги к ним благосклонны. Обидите сыновей Юпитера, тогда он вас покарает. Не будет нам пощады…
Девочка замолчала, вздохнув высокой грудью. Адиоциний вышел вперед, вытащил кинжал и с размаху воткнул его в стол.
– Ты слышал жрец, что сказала моя сестра! Проваливай от сюда, или я тебе кишки вырву, да поможет мне Залмоксис!
Жрец недобро покосился на царя, взял поднос с пирогами и встал из-за стола.
– Зря ты так, царь! Я к тебе по-хорошему пришел, а ты девку слушаешь. Не знал я, что вождь у нас теперь мальчишка и бес в юбке.
Адиоциний совсем побагровел, вены на шее парня вздулись, а руки напряглись как две увесистые кувалды. Если бы Децебал не окрикнул сына, то жрец сегодня же отправился бы к своему богу.
– Стой, жрец. Не серчай на моего сына и дочь. Они у меня горячие, молодые, подрастут, умнее станут. А на счет чужеземцев я тебе до вечерних празднеств дам ответ. Ступай себе с миром.
Старик еще раз обвел всех тяжелым взглядом и, ухватившись за мальчишку, поковылял к выходу.
Меда не стала ждать, пока отец накажет за провинность, быстро выскочила за дверь, растворившись в узком коридоре. Только приятный запах, каких-то диковинных цветов, говорил, что в зале была молодая девушка. На мгновение на лице Децебала проступила улыбка. Меда, была единственной, кого он по-настоящему любил. Ее мать убили римляне, так что непоседливая девочка осталась всем, что напоминало грозному воину, о фракийской женщине, выступившей против него с мечом в руке, чтобы защитить свою семью. Как же была прекрасна темноволосая дикарка. Никогда у него больше не было такой женщины и никогда уже не будет. Наконец царь вспомнил, для чего собрал совет.