Тавров так и переводил их и оттого радостно, по-видимому, улыбаясь, сообщил совсем нерадостную весть:

— У нас сегодня было заседание… Получена телеграмма — вызов из треста. Нет, нет! Меня не отзывают совсем! — крикнул он, словно почувствовал испуганное движение Ольги. — Нас человек шесть срочно вызывают в Укамчан на совещание по программе четвертого квартала. Это из всех приисковых управлений. Сейчас уже выезжаем. — На этих словах Тавров осекся. — Дней на пять.

— Выезжаете? — Ольга растерялась, будто было сказано — не дней, а лет на пять.

— Я уже на пороге. — Он снова безотчетно обрадовался печали, прозвучавшей в ее голосе. — Машина ждет.

— Ждет… — Она все еще собиралась с мыслями.

— Ольга!.. — позвал Тавров и умолк: приисковые телефонистки любили подслушивать разговоры.

— Да, — отозвалась влюбленная женщина, чутко улавливая его колебание. — Я ни в чем не раскаиваюсь. Все так же, как вчера!

Когда она положила трубку, мысль о том, что его не будет ни сегодня, ни завтра, подавила ее. Она нуждалась сейчас в поддержке, а он уезжал почти на неделю. Ей захотелось побежать на квартиру Таврова — можно еще застать его! Но он сказал: «Машина ждет». Разве мог он так сказать, если бы имелась хоть маленькая возможность увидеться перед отъездом? Значит, собрались, говорили, говорили и прямо с заседания перекочевали в машины. Лицо Ольги немножко просветлело, но сердце ныло не переставая. Только теперь она по-настоящему поняла, какое большое место занял постепенно Тавров в ее жизни. Еще недавно чувства ее двоились, теперь он притянул ее целиком со всеми помыслами. Дальше она должна была идти с ним вместе. Но для этого надо было порвать прежнюю связь с человеком, который по-своему тоже крепко любил ее.

«Не могу я обманывать ни его, ни свои чувства!» — подумала Ольга.

Возле дома, а потом на крыльце послышались знакомые твердые шаги, и точно ветром сдуло Ольгины бумаги и тетрадки с письменного стола.

Иван Иванович нашел ее уже в спальне: она доставала из шкафчика туфли. С минуту он задержался в дверях, пытливо всматриваясь в склоненное лицо жены. Ее сдержанность задела его вчера, и вот опять ни ласки, ни привета. Туфли срочно понадобились…

— Почему ты не позвонила мне сегодня?

— Я не спрашиваю, почему ты мне не позвонил, — ответила она холодно.

— Был очень занят.

Ольга промолчала. Она уважала работу мужа, но ведь и сама не бездельничала. Однако ее дела для него не интересны, он требует внимания только к себе.

— Нагулялась! — сказал он с горечью, не дождавшись ответа.

Ольга, закончив возню с туфлями, стремительно выпрямилась, охваченная каким-то дерзким отчаянием:

— Да, нагулялась!

Ее наступательный тон и вид тяжело подействовали на Ивана Ивановича: его явно вызывали на ссору, а он, заметив это, отступил, угнетенный почти открытой враждебностью жены.

«Ну, спроси меня. Я все тебе скажу!» — выражало неузнаваемо чужое лицо Ольги.

«Не могу. Неправда, ведь ты любишь меня! — взмолился растерянный голос в душе Аржанова. — Я не хочу думать иначе. Верю: никого и ничего постороннего нет между нами».

Взаимное напряжение ослабело.

— Что ты все злишься, Оля! — вырвалось у Ивана Ивановича с мягким укором.

— Я?.. Нет, я совсем не злюсь!..

Прошло три дня. Пять дней прошло… За это время Ольга закончила очерк и сама перепечатала его на машинке по всем правилам: на одной стороне листа, с большими полями слева для редакторских заметок. Когда она приготовила пакет для центральной газеты и уже собралась отнести его на почту, то с минуту стояла, глядя на свое послание, словно не веря собственным глазам. Опубликуют или нет — еще вопрос. Но вот она написала. Здесь результат большой вдохновенной работы! Это уже было счастьем!

И вдруг жена хирурга затосковала, перестала выходить из дому, сразу как-то опустилась. Миновало время командировки Таврова, он вернулся… Ольга узнала об этом от Елены Денисовны, обеспокоенной ее странным состоянием и искренне заботившейся о ней. Неделя прошла после памятной вечеринки у Павы Романовны, другая началась… Звонил телефон… Ольга не подходила к нему, только руки ее слегка суетились, когда она вслушивалась в его дребезжание. Неприбранная, с потухшим взглядом, она то ходила из комнаты в комнату, то сидела в углу дивана, зябко кутаясь в теплый халат. И погода заскучала по-осеннему. Зарядили дожди. Помутнели плакавшие с утра До ночи оконные стекла.

— Что с тобой, Оленька? — спрашивал доктор, тоже совсем помрачневший.

— Ничего. Просто так, — твердила в ответ Ольга.

Однажды Иван Иванович привел невропатолога, но Ольга наотрез отказалась от врачебного осмотра.

— Просто хандра. Пройдет и без лечения, — сказала она, с враждебным видом поглядывая на невропатолога, а заодно и на мужа.

— Я пропишу вам все-таки успокаивающие капельки, — дружелюбно говорил Валерьян Валентинович, словно не замечая угрюмого недоверия Ольги, так несвойственного ей раньше. — Хороши утренние обтирания водой комнатной температуры. Гулять надо побольше…