Шрифт:
Стрельба по певчим птицам в Турции запрещена, об этом нет и речи. У них на сей счет странные понятия. Зато круглый год можно охотиться на волка, рысь и кабана. А сейчас открылся сезон охоты на дикую европейскую кошку, лисицу, зайца, кролика, утку, куропатку, вальдшнепа и перепела. Хитрость заключается в том, что ты делаешь вид, будто охотишься на вышеперечисленную дичь, а потом, быстро развернувшись, подбиваешь певчую птицу и объясняешь, что, мол, подвернулась под руку. Мое разрешение было в полном порядке. Микроавтобус «форд», хоть и не идеально, но бегал.
На дикой природе заполыхают искрящиеся костры бивуаков. А какая обстановка подходит для Ютанк больше всего? Будучи дикаркой из пустыни Каракумы, она, конечно же, придет в восторг от мужчины, если тот сумеет настрелять и принести домой дичи, которой можно наполнить старый горшок для мяса, пока она сама сидит у костра и ждет. Я живо представлял себе, каким обожанием зажигаются ее глаза, когда я появляюсь, сгибаясь под тяжестью диких канареек или других подобных им пичужек. Первобытный инстинкт, что поделаешь. В моих учебниках по земной психологии он называется атавизмом.
В каждом человеке живет пещерный дикарь. Хотя Фрейд и обосновал иной закон, но человека всегда будет тянуть назад, к первобытным инстинктам, как и всякого другого хищного зверя или иное животное. Так что видите — мои надежды имели под собой некоторые основания. В Турции существует также охота на медведя, и хотя было бы заманчиво притащить его тушу в лагерную стоянку, колотить себя в грудь, изображая великого охотника, пристрелить это животное не так-то просто. Если вы его только слегка раните, вам несдобровать. Лучше, думал я, будить ее впечатлительность дикими канарейками — можно настрелять их целую кучу, чтобы зрелище было неотразимым.
С моей точки зрения, все было тщательно продумано. Я заработал отдых. «Аппарат не раздает публично медалей, поэтому, — решил я, — пусть эта поездка будет мне возмещением за успешно проделанную работу». За планированием ее я провел два приятных дня.
Несомненно, к этому времени Ютанк уже простила мне мою вспышку. Пострадавший мальчуган все еще находился у нее, другой тоже. Но, честно говоря, что уж такого особенного я сделал? Слегка ткнул пацана в нос. Нельзя же плакать об этом до бесконечности.
Я осведомился у Карагеза: нет, Ютанк не выходит из своей комнаты уже два дня — с тех самых пор, как уехал Сильва. Я прислушивался у ее садовой стены: в саду ни разу не прозвучал смех. Ну что же. Ее просто необходимо будет развеселить.
Я написал коротенькую записку следующего содержания: «Ютанк, восхитительное, прекрасное существо. Приглашаю тебя на долгую приятную охотничью прогулку. Я настреляю певчих птиц, и ты сможешь приготовить их на лоне природы». Я знал, что атавистическая часть ее натуры откликнется на этот призыв. Я подсунул записку ей под дверь. Ага! Оставшийся уголок ее моментально исчез!
Я слушал, затаив дыхание. Прошло несколько минут, и послышался звук поднимаемого засова. Победа! Я знал — атавизм проснется и увлечет Ютанк назад, к пещерным временам. Действует безошибочно!
Дверь распахнулась!
И вдруг в меня полетели все вещи, которые только могут оказаться в комнате женщины: туфли, чашки, горшок с цветком! Зеркало, пролетев надо мной по воздуху, вдребезги разбилось о дальнюю стену дворика! Ютанк стояла на пороге с гневно раздувшимися ноздрями, пальцы ее то сжимались, то разжимались — словно им не терпелось вцепиться кому-то в волосы. Слова ее хлестали, как ядовитые плети:
— Ты, грязный козел! Мало тебе погубить прекрасного мальчика! Теперь, (…) (…), ты захотел убивать певчих птиц.
Маленькая ручка выхватила что-то из-за спины и подняла над головой. Это был стул! Он пролетел мимо меня, как из пушки, и, ударившись о стену, раскололся в щепки. Меня только слегка задело. Я скрылся в своей комнате.
Да, атавизм-то я возбудил, это точно. Только не тот, что надо! Я тщательно заперся, сел и стал обдумывать случившееся. Как ни поразительно, но она все еще расстраивалась из-за
этого чертова мальчишки. Уму непостижимо! Да, женщины — странные создания. Никогда не поймешь, что у них на уме. Я-то думал, что она сможет это перебороть. И вот, пожалуйста — не переборола. Я не ошибся в первом своем заключении: она никогда не простит меня — и все из-за этого никчемного маленького чертенка.
Меня охватило мрачное отчаяние. Какая там, к черту, охотничья прогулка — ведь, в сущности, без Ютанк она мне была и не нужна.
Я уныло побрел в свой секретный кабинет. Тяжело рухнул в кресло. Передо мной стояло следящее устройство, к которому я не прикасался уже много дней. Может, Хеллер попал в какую-нибудь историю — это взбодрило бы меня. Вялым движением руки я включил его — изображение казалось каким-то неясным. Я добавил четкости.