Шрифт:
— Пути Дао неисповедимы. Ночью я все думал, как бы достать еды для тебя, даже медитировать не мог. И вот нам приносят еду…
Блаженное выражение мигом исчезло с лица Ма Дань-яна:
— Ищущие Дао должны забыть о голоде. А ты думаешь только о еде! Ты вообще собираешься чему-нибудь учиться? В общем, с меня достаточно! Мы сейчас простимся и больше никогда не увидимся!
С этими словами он выхватил нож и быстрым ударом рассек их общую подушку для медитаций на две части.
— Вот, это тебе, — сказал он, вручая половину подушки опешившему Цю Чанчуню. — Трудись упорно и блюди себя — тогда все получится. — И быстро вышел из пагоды.
Цю Чанчунь бросился за ним, но Ма Даньян словно испарился. Цю Чанчунь побежал вниз по склону, зовя старшего брата, но лишь горное эхо было ему ответом. Начинало смеркаться. Вдруг Цю Чанчунь увидел в отдалении какой-то силуэт. Решив, что это Ма Даньян, он бросился вдогонку, но, приблизившись, увидел, что это просто дровосек, возвращающийся домой с вязанкой дров на плечах. Цю Чанчунь спросил его, не видел ли он даосского монаха. Но дровосек отвечал:
— Не знаю, я весь день дрова рубил, никого не видел. Кстати, уважаемый, — добавил он, — уже темнеет, скоро выйдут на охоту дикие звери, пойдемте-ка в мою хижину переночуем. А завтра утром продолжите поиски вашего друга.
— Не могу, — ответил Цю Чанчунь, — если я останусь тут на ночь, мне его уже не догнать. Знаете что, не могли бы вы залезть на то дерево и позвать его? Я буду вам благодарен до конца дней!
— Ну, хорошо, так и быть… — отвечал лесоруб после некоторого колебания. И, взобравшись на дерево, он стал кричать: — Даосский мастер! Остановитесь! Даосский мастер! Подождите!
И снова лишь горное эхо протяжно ответило ему.
Ма Даньян же, едва выйдя за порог храма, воспользовался своими магическими способностями, чтобы передвигаться под землей. И вскоре он покинул юго-запад Китая и направился в горы Гао, что в провинции Хунань в Центральном Китае. Там он достиг Дао и оставил царство смертных.
Цю Чанчунь понимал, что с уходом Ма Даньяна из семи учеников Ван Чунъяна он остался один. Помощи ждать больше было неоткуда, приходилось рассчитывать только на себя. Вспоминая слова Ма Даньяна, он твердо решил культивировать пустоту в мыслях, эмоциях и ощущениях. Чтобы всегда помнить об этом, он даже сочинил такое стихотворение:
О, если о воде иль пище Помыслю я в минуту роковую, То пусть ужасные болячки Мой рот покроют. Пусть истлеет тело, А кости пусть степные волки лижут, Коль мысль одна о неге и богатстве В моем мозгу случайно зародится. Пустым сосудом Истины безбрежной, Что ничего внутри себя не держит, Пусть буду я.Цю Чанчунь нацарапал эти стихи на небольшой дощечке и каждый день медитировал перед ней.
Однажды, проходя через какой-то городок, Цю Чанчунь заметил чуть в стороне от дороги большой дом. Он подошел к дверям, постучал и стал звать хозяев, крича, что странствующий монах просит немного пищи. Двери открылись, и молодой слуга выдал Цю Чанчуню миску риса с овощами. Тот уселся прямо тут же на ступенях и принялся было за еду, но в этот момент из дома вышел пожилой господин и забрал миску прямо из рук Цю Чанчуня. Цю Чанчунь не возражал. Он лишь смиренно поклонился человеку и произнес:
— Уважаемый, если я вас чем-то обидел, то, пожалуйста, скажите чем — я извинюсь. Если же нет, то почему вы забрали у меня еду? Может, вы считаете, что я ее не заслуживаю, или вы просто недолюбливаете таких, как я?
Старик рассмеялся и сказал:
— Дело не в том, что я не желаю помочь тебе, а в том, что тебе не суждено получить мою помощь.
— Как это? — переспросил Цю Чанчунь. — Почему это мне не суждено получить от вас хлеба?
— А вот послушай, — ответил старик. — С детства я изучал гадание. И по твоему лицу я вижу, что тебе суждено умереть от голода. Более того, каждая пригоршня риса, которую ты сейчас съешь, только увеличит твои страдания. А раз это воля Небес, то к чему ей противиться?
— М-да… — протянул удрученный Цю Чанчунь. — Ну, хорошо, раз уж вы можете предсказывать будущее, скажите мне в таком случае, уважаемый, а смогу ли я достичь Дао в этой жизни?
Старик склонился к Цю Чанчуню и стал внимательно его рассматривать. Потом покачал головой:
— Нет. На твоем лице написано, что, пока ты живешь, тебе не достичь своей цели.
— О! — вскричал Цю Чанчунь в отчаянии. — Но, может быть, есть какой-нибудь выход?
— Нет! Предначертанное должно сбыться, — важно заявил старик, — как бы невероятно оно ни звучало. Я расскажу тебе пару историй, и, возможно, ты поймешь.
Во времена Враждующих Царств [24] правителю царства Чу сказали, что он умрет от голода. Тот рассмеялся в лицо предсказателю и сказал, что это невозможно: ну как царь может умереть от голода? Однако некоторое время спустя его сыновья повздорили друг с другом из-за права престолонаследования. А старого царя заперли в его покоях, опасаясь, как бы он не принял чью-либо сторону. Весь дворец оказался втянут в междоусобицу, даже слуги и повара приняли сторону одного из принцев. О царе попросту забыли и семь дней не приносили ему еды. На восьмой день царь, измученный голодом, обнаружил, что под потолком, в перекрытии балок, птица свила гнездо и отложила несколько яиц. С трудом взобравшись наверх, он полез по балкам к гнезду в надежде утолить голод птичьими яйцами, но в тот самый миг, когда он протянул руку к гнезду, вернулась птица и принялась яростно его атаковать, защищая потомство. Гнездо упало, и, пока царь слезал вниз, разбившиеся яйца съели крысы. На девятый день царь умер от голода.
24
475-221 гг. до н. э.