Некоторые работы Антона я понимал и принимал не сразу. Но они очаровывали и без понимания того, что ими хотел сказать скульптор. О чём, к примеру, говорит красивый морской ландшафт или горный водопад?.. Или почему нам нравятся олени, розы, лилии?..

Я уже собирался уходить от Антона и набирал шифр своего вездехода, когда из шлюзовой камеры послышалась тихая мелодия, словно зазвенели росинки на волшебных утренних цветах. Затем внутренняя дверь апартаментов Антона засияла нежным сиреневым светом и откатилась в сторону.

В проёме возвышался огромный дог лунной породы.

Я в ужасе отпрянул. Пёс показался мне воплощением ночных кошмаров. Прежде всего из-за размеров. Собака Баскервилей выглядела бы щенком рядом с ним.

Остановившись посреди мастерской, дог внимательно осмотрел меня и спросил приятным женским голосом:

— Антона ещё нет? — Вопросив, пёс уставился на входящего из другой двери Антона.

Лишь теперь я заметил на лбу дога крохотный телепередатчик и почти незаметный плоский динамик.

— Не только пришёл, но и дал согласие, — сказал Антон мгновенно потеплевшим голосом.

— Я тоже сейчас буду, — пропел голосок из передатчика. — А пока послушайте мою новую мелодию. Возможно, она нам пригодится…

Комната вновь наполнилась перезвоном невесомых хрустальных колокольчиков. Звуки были непередаваемо тонки и чисты. Не верилось, что раздавались они из электронной фичи, закреплённой на лбу огромного пса.

Постепенно хрустальный перезвон стих, и из завораживающей бесконечной дали полилась тихая печальная мелодия.

Это был голос Эль. Именно такой, с таким голосом я её и представлял по рассказу Антона. Не верилось, что одним голосом, одной лишь мелодией можно столько передать и без единого слова так выразить светлую печаль.

— Постарайтесь ничему не удивляться, — сказал Антон, когда мелодия стихла. — Эль вообще странная… Она всегда присылает Зевса, когда опаздывает.

Услышав своё имя, дог, дремавший посреди мастерской, открыл глаза и вопросительно посмотрел на Антона.

Скульптор хотел ещё что-то сказать, но в это время пёс повёл ушами, прислушиваясь к чему-то. Затем он вскочил на свои длинные лапы и, покачиваясь из стороны в сторону, побежал к двери.

И в это же мгновение в комнату вошла Эль…

Я провожал Эль через весь Ареоград.

Мы шли пешком, несмотря на то что приближалась морозная марсианская ночь и редкие прохожие торопились в свои тёплые дома.

Зевс бежал впереди нас, и его лохматые лапы, привыкшие на Луне и не к таким перепадам температур, оставляли глубокие следы в оранжевом песке, нанесённом на мостовую недавней пылевой бурей. Небо в тот памятный вечер было особенно розовым от ещё не осевших после бури песчинок.

По дороге я узнал, что Эль всего неделю назад прибыла с Весты и остановилась в отеле, близ космодрома.

Здесь, на Марсе, она ещё никого не знала, кроме Антона.

Когда мы добрались до космопорта, крохотное Солнце уже приближалось к близкому горизонту и на розовом небосклоне тускло сияли Фобос с Деймосом.

Сняв опостылевшие комбинезоны и кислородные маски, мы долго гуляли по центральной оранжерее космопорта. Откуда-то доносился плеск воды и смех купающихся в бассейне детей. Пение птиц, собранных здесь почти со всех земных континентов, навевало воспоминания о Земле.

Мы молча шли, пока не забрели в зону деревьев средней климатической зоны Земли. Здесь было прохладнее, чем в центре оранжереи, под палящими лучами светильников, имитирующих излучение земного Солнца. Опавшие лепестки цветов и прелые листья распространяли неповторимый аромат земной осени. Не хватало лишь курлыканья журавлей, летящих клином в жаркие страны, да голубизны земного неба с пушистыми облаками, чтобы окончательно забыть о том, что всё окружающее — лишь крошечный земной оазис, воссозданный в ледяной марсианской пустыне. Не верилось, что всего в нескольких метрах отсюда в это самое время свирепствует стоградусный марсианский мороз и завывает буря, по сравнению с которой любой земной тайфун показался бы лёгким ветерком.

Потом мы сидели на скамейке перед плакучей ивой, и Эль рассказывала о рождении своего замысла. Она говорила тихо, но я почти дословно запомнил её рассказ. Позднее я восстановил его с помощью мнемографа.

Вот эта запись…

…Однажды я увидела сон. Не удивляйтесь тому, что я расскажу, ведь во сне всякое может случиться.

Я шла по пустынному берегу моря, и душу мою сжимала печаль. Такая вселенская печаль может быть лишь, когда потеряешь самых близких людей.

Мне не хотелось жить, слёзы теснили волю к жизни…