2 октября, четверг. С двенадцати часов вчерашнего дня до двух ночи мы двигались на север с голыми мачтами и скоростью четыре мили в час. К этому времени поставили и зарифлили новый бизань, приладив его к поднятому и закрепленному рею. Затем отвязали порвавшийся грот-парус, с большим трудом и хлопотами привязали другой, зарифлив и закрепив его. Около четырех часов приладили выступ фок-паруса и подняли бизань-стаксель, чтобы держаться к ветру и по волне. Идти было ужасно трудно. В двенадцать часов прошлой ночи сила шторма стала спадать. Мы поставили грот-парус и до появления дневного света шли под ним и бизанью. Когда корабль немного выправился, к моей великой тревоге и удивлению, обнаружилось, что фок-мачта поднялась на три фута выше партнерсов на полубаке. Трещины стали очень большими, и пазы разошлись больше дюйма, на что я смотрел с болью в сердце. Поискав, мы обнаружили, что примерно так обстоит дело везде, корабль в этом месте стал непригодным почти до основания. Поэтому я собрал офицеров посоветоваться о том, что можно сделать для исправления этой неожиданно возникшей ситуации. Однако, по их мнению, с такой мачтой продолжать вояж было невозможно и лучшим стало бы возвращение в Плимут, пока мы еще находились недалеко от него. Я счел необходимым подавить эти настроения в корне и заявил, что решил не возвращаться в Англию и продолжить рейс, даже если и придется поставить временную мачту. Затем я велел своим плотникам укрепить мачту, заключив ее в ворот с четырьмя новыми, надежно прибитыми рычагами из хорошего дуба длиной девять дюймов в том месте, где она приподнялась, а потом прикрепил к ней четыре хороших вулинга. Мачта встала прочно, а мы тем временем приближались к области хорошего климата. По поводу мачты больше не было жалоб в течение всего путешествия. Вчера утром, когда, увидев четыре чужих корабля и поспешив на всех парусах поговорить с капитаном Шерли, мы сорвали топ грот-мачты, матросы для прочности связали его с корпусом грот-марса.

18 октября, суббота. Утром обнаружилось, что один из солдат Королевской Африканской компании, направленных для службы в гвинейских крепостях, оказался женщиной под именем Джон Браун. Она была вне подозрений и три месяца на борту пользовалась полным доверием, располагаясь среди других пассажиров и выполняя, как и они, любую работу. Видимо, обман так и остался бы нераскрытым до нашего прибытия в Африку, если бы женщина не заболела. По этому случаю ее навестил наш врач и прописал полоскание рта. Когда пациент приступил к выполнению предписания, врач был удивлен тем, что ему открылось. Он продолжил расспросы и, выяснив ее пол, пришел доложить мне о своем открытии. Из милосердия и уважения к ее полу я приказал выделить ей приватное место, отдельное от мужчин, и выдал портному материал для кройки и шитья женского платья. Хорошенькая брюнетка, лет двадцати, принесла большую пользу в стирке моего белья и другой работе, которой она занималась до тех пор, пока не была доставлена вместе с остальными солдатами в крепость Кейп-Кост.

22 октября, среда. Около четырех утра стало светло, к востоку от нас располагался Тенерифский пик. В это время, находясь у дороги в Оратаву, мы заметили в пространстве между берегом и нашим судном два паруса. В них мы распознали корабль и барку-лонгу. Когда корабль начал движение к нам от берега на всех парусах, мы повернули на другой галс к северу, чтобы выиграть время для приведения своего судна в боевую готовность на тот случай, если перед нами враг. Очень быстро сняли крышки люков, убрали сундуки и гамаки, заняли свои места, привели в готовность орудия и стрелковое оружие. В то же время мы убрали грот-парус и малые паруса, разобрали оружие, приготовили пробки, кранцы, плетенки под бейфуты и, находясь под легким ветром, развернули фок-парус и уменьшили ход до самого малого в отношении неизвестного корабля.

23 октября, четверг. Со вчерашнего полудня до трех часов дул лишь слабый бриз. В это время двигавшийся в нашу сторону корабль, по которому мы произвели неприцельный артиллерийский выстрел, оказался длинным элегантным фрегатом. Теперь мы не сомневались, что это был враг, поэтому, подняв свой флаг, мы дали выстрел поперек его носового дейдвуда. После этого фрегат продемонстрировал английский флаг, но, вопреки всем его уловкам, мы знали, кто это был, и готовились оказать ему достойный прием. До четырех мы медленно двигались под боевыми парусами. На расстоянии выстрела из карабина фрегат выдвинул нижний ряд орудий (чего я не ожидал и чему не обрадовался) по девять единиц с каждого борта. Он спустил фальшивый флаг и поднял французское белое полотнище. Я понял, что он хочет свести с нами счеты. Поэтому, выпив стопку и подбодрив всех, я приказал матросам заняться орудиями, держаться без страха. Мы ожидали от фрегата бортового залпа, который и последовал с дистанции пистолетного выстрела. Он выстрелил мелкой дробью. На его любезность мы дали горячий ответ. После этого он дал упреждающий выстрел, остановился, лег вдоль нашего левого борта и выпалил другой бортовой залп, на что мы дали свой ответ. Затем мы заряжали орудия и палили друг в друга так быстро, как могли, до десяти вечера, пока его фор-стеньга не полетела за борт. Фрегат встал к нам кормой, сделал поворот в подветренную сторону с лодкой на буксире и удалился от нас. Ликуя по случаю избавления от такого неприятного гостя, мы проиграли ему на наших трубах сигнал побудки и произвели прощальный залп теми орудиями, которые оставались заряженными. Я был очень рад тому, что нам, с Божьей помощью, удалось защитить корабль, хотя он был изрядно потрепан в мачтах и такелаже. Грот-мачта получила одиннадцать попаданий, три пробили ее насквозь, и несколько дробин застряли внутри ее на три-четыре дюйма в глубину. Фок-мачта испытала восемь попаданий, два прошли сквозь нее. Грот-марс был разбит вдребезги. Грот-стеньга раскололась посередине. Бегинь-рей был сломан выстрелом надвое, сбиты шпрюйтовый парус, гюйс и гюйс-шток. Наш старый флагшток оказался за бортом, так что большую часть сражения никаких флагов не развевалось над нами, кроме королевского вымпела, под которым я вел бой благодаря своему каперскому свидетельству. Несколько попаданий получили наши реи, на восстановление которых потребуется слишком много времени. Что касается такелажа, то не знаю, что с ним делать, – он был слишком изодран длинными железными болванками. Пришлось вязать основные ванты в четырнадцати местах, а с левого борта остался всего один неповрежденный вант. Мы подвязали фок-ванты в девяти местах. Цепь грот-марса и главные узлы оказались разбиты, так что рей целиком висел на бейфуте и кранце: наши опоры, паруса и канаты были прострелены в нескольких местах, а из бегучего такелажа лишь немногое избежало повреждений от пальбы, которая велась довольно плотно. На корпус нашего корабля пришлось не более тридцати попаданий, четыре из которых – ниже ватерлинии. Фрегат вел огонь большей частью по высокой траектории, по нашим мачтам, реям и такелажу, чтобы сбить их за борт. К счастью, не было сильного марсового ветра, море было спокойно (что необычно для этих мест), легкий ветерок дул до тех пор, пока у нас сохранялась возможность их как-то закрепить при помощи пробок, брасов, подвязывания и сращивания. В корпус фрегата мы били настильно, постоянно заряжали наши орудия малой мощности (все были полукулеврины) двойной и круглой дробью, а орудия на юте – круглой дробью и картечью, полной мушкетных пуль. Мы наверняка побили много людей на фрегате. Наши три шлюпки и грузовые стрелы были пробиты во многих местах, а комплект парусов сильно поврежден, некоторые паруса прострелены так, что выглядели ситом. Мы потеряли было пять человек убитыми и тридцать два ранеными. Среди последних числились мой брат, командор, плотник и боцман. Плотнику прострелили руку, а троим другим – ноги. Пять-шесть моих лучших матросов подорвались ужасным образом из-за собственной беспечности, оставив горящие спички рядом с пороховыми зарядами. Нашему арфисту раздробило мелкой дробью череп, остальные отделались легкими пулевыми ранениями и синяками, сохранялась надежда, что они быстро поправятся. Наш врач, мистер Уильям Гордон, был прилежным тружеником и большим мастером своего дела. Бой длился шесть часов – с четырех до десяти вечера – на расстоянии пистолетного выстрела, при легком ветре, малом волнении моря и скорострельности, какую позволяла быстрота зарядки орудий обеими сторонами. Во время боя мы часто издавали возгласы ликования, они отвечали своими: «Vive le гоу!» Когда же фрегат удалился, их тональность изменилась – я никогда не слышал такого ужасного визга и воя, какие исходили с его борта. Должно быть, там было много раненых. По-моему, этот военный корабль располагал сорока восьмью орудиями. После его ухода мы последовали курсом вест-тень-зюйд при легком северо-западном ветре. Вся ночь прошла в работах по укреплению такелажа, насколько это было возможно. Мы старались приготовиться к новой встрече с фрегатом, если бы он решился нанести нам утром новый удар. Однако наши люди устали за день, лучшие из них были убиты или ранены, мы мало что могли сделать, хотя я, как мог, ободрял их и давал им пить вволю пунша. Утром, когда рассвело, мы увидели противника на расстоянии три лиги. Он удалялся от нас в северном направлении, решив, я полагаю, что с него хватит ночных приключений. Я, без сомнения, обрадовался, ибо не желал больше иметь никакого дела с этим драчливым фрегатом.

24 октября, пятница. Последние двадцать четыре часа мы провели в вязке вантов и укреплении, насколько возможно, такелажа. Подвязывали грот-ванты в четырнадцати местах, а фор-ванты – в девяти, и после перекручивания их для упрочения нашей шаткой мачты нам пришлось непрерывно использовать цепной насос и оба ручных насоса для откачки воды, которой корабль набрал изрядное количество через четыре пробоины под ватерлинией. Из-за волнения моря мы так и не смогли остановить приток воды. В этот день мы питались хлебом, сыром и пуншем и очень сожалели о потере бочки бренди, которая хранилась в нашем лазарете. Приготовить мясо не представлялось возможности из-за того, что печь и топка были прострелены, и к их ремонту приступил наш оружейный мастер. Наш корабль выглядел жалко с обвисшим простреленным такелажем и усеянный щепками, как плотницкая мастерская – стружкой.

26 октября, воскресенье. Вчера вечером мы снова перекручивали ванты. Жара и вязка узлов сильно ослабили их. Простреленный бегинь-рей срастили и закрепили, приладили бизань. Сняли фок-парус (он имел тридцать больших пробоин шириной в пол-ярда, проделанные железными болванками, и бесчисленное множество дырок от мушкетных выстрелов). Поставили новый парус. К фок-мачте прикрутили три больших гандшпуга, чтобы закрыть полученную во время боя примерно в десяти футах от полубака большую пробоину глубиной около восьми дюймов. Плотники занялись устранением пробоин в наших крепежных болтах.

27 октября, понедельник. Вчера вечером наши плотники занимались починкой дна нашего ялика, так что теперь мы имеем лодку на плаву. Ее можно будет спустить на воду при падении человека за борт и прочих инцидентах. Работа насосов для откачки воды не прекращалась, в дневное время солдаты Королевской Африканской компании оказывали нам большую помощь. Этим утром, как только рассвело, мы увидели в лиге от наветренной скулы корабль, идущий курсом зюйд-тень-вест, параллельно нашему курсу. Мы тотчас привели корабль в боевую готовность. Сказать по правде, наши матросы оказались весьма проворны, так что мы были готовы встретить противника менее чем через час (скорее, чем перед предыдущим боем). Через полчаса мы наблюдали, как чужое судно идет по ветру на всех парусах к Варварскому Берегу. Оно показалось нам исправным, вести его мог Даниэль, капитан идущего в Анголу «Медитерэйниэна». Когда мы заметили, что корабль держится от нас в стороне, то продолжали двигаться своим курсом, не желая провоцировать конфликт после недавнего боя, хотя все члены экипажа были полны решимости немедленно дать ему жесткий отпор. Но, все еще держась по ветру, около двенадцати часов он пропал из виду. Мы снова закрыли пушечные амбразуры, сняли со стропов реи, побросали закрепленные за нами места, а плотники возобновили починку лодок. Ложная тревога помешала нам уделить внимание своим тропическим бутылкам. В этот день нашему волынщику ампутировали ногу чуть ниже колена.

2 ноября, суббота. Со вчерашнего полудня до шести вечера мы двигались вдоль острова Сантьяго, понемногу убавляя ход. Убрали нижние паруса и держались курса на восток только на топселях до Санта-Майо, взяв затем курс ост-норд-ост на расстояние пять лиг. В десять мы закрепили на мачте фор-марсель и убавили при свете дня ход до самого малого для входа в бухту Прая для демонтажа нашего корабля. В шесть утра подняли паруса и направились в порт, войдя в него около десяти. Мы отстояли от берега чуть больше чем на длину каната и на милю – от прекрасного песчаного дна залива, у водной части которого был большой кокосовый сад.