Шрифт:
— Наташа, вы, я вижу, умная девушка. Скажите, в нашей стране действительно нужно умереть, чтобы твои картины ценились? Ведь, насколько мне известно, этот художник умер?
— Он умер не своей смертью. Его убили, — вздохнула Наташа. — Такая страшная история… Отравили и закопали на берегу Графского озера, под Марксом… Он же марксовский…
— И кто же его убил?
— Грабители. Картины Гончарова и тогда уже, при его жизни, стоили немало.
— Когда его убили, не знаете?
— Нет, точно не знаю… Несколько лет тому назад…
Глава 31
Саратов, июль 2005 г
В Москву возвращались на поезде, в СВ, тихом, чистом, в купе их было двое, и никто им не мог помешать проверить себя в роли мужа и жены. Она закрыла глаза и чувствовала, как в ней бьется совершенно чужой, нервный, страстный и чрезмерно предупредительный мужчина. Он стонал от наслаждения, волнения и ощущения того, что он наконец-то обладает женщиной, которую любит давно и которая, если бы не тромб, убивший ее мужа, никогда бы не лежала здесь, на этих белых проштампованных простынях, покорная, просто созданная для него и ни для кого другого. Он не мог оторваться от нее и готов был рычать и грызть, рвать в клочья остатки ее белья или даже впиться зубами в ее нежное белое тело, лишь бы поверить, что это не один из его хронических болезненных снов, а реальность… Он так увлекся физической стороной происходящего, что не заметил, что женщина, которую он так долго терзает, плачет… Что она, уже открыто закрыв ладонями лицо и пряча в них слезы, вспоминает нежные, ласковые руки и смуглое тело турка Али… Не Натана, не Диденко, а именно Али…
…Спустя какое-то время они, уже одетые, чинно пили горячий сладкий чай и Алла, делая вид, что ей хорошо, притворно-озабоченным тоном капризной жены жаловалась:
— Как-то нехорошо получилось… Уехали, даже с Женей не попрощались… И Диденко не позвонили… Так ничего и не узнали о моих девчонках… И на кладбище не съездили…
— Мы с тобой стол накрыли, ждали твою тетку, ты звонила ей каждые пять минут… Она сама во всем виновата. Ничего, вернется со своим Вилли, увидит накрытый стол, нашу записку и все поймет и простит. А может, даже обрадуется, что мы уехали и оставили ее в покое. У нее своя свадьба, у нас — своя… Я все обдумал, зарегистрируемся, понятное дело, в Москве, а свадьбу, маленькую, где будем только мы вдвоем, отметим на Кипре… И платье будет белое, и все-все… Ты чего загрустила, милая? Ты хотя бы немного любишь меня?
Легкая тошнота подкатила к горлу. Такого с ней после близости с мужчиной еще ни разу не бывало, и она подумала о том, что, возможно, от нелюбимого, но славного Гриши у нее родится ребенок…
— Люблю, Гриша… Только дай мне время…
— А что касается твоих подружек… Понимаешь, живым нужно думать о живых…
Где-то она уже это слышала…
Он усадил ее к себе на колени, распахнул на ней халат и стянул его с ее плеч. Она закрыла глаза и стиснула зубы…
Глава 32
Саратов, август 2005 г
По дороге в мастерскую Женя купила у художника на улице акварельный рисунок, взошла на крыльцо, перекрестилась на вывеску и толкнула дверь…
Как они и договаривались, Фильчагина в мастерской была одна. Встретив Женю, она молча указала ей на небольшой уютный красный диванчик, а сама заперла дверь.
— Кофе? Коньяк? — спросила она дрожащим голосом.
— И то, и другое, — вздохнула Женя. — Вот, купила зачем-то рисунок, хотела сначала заказать рамку… Так глупо…
— Вы хотели со мной поговорить, — через плечо бросила Мария Петровна, грациозно передвигаясь по мастерской и накрывая на стол. Бутылка коньяку, кофе в прозрачных чашках, коробка конфет, блюдце с нарезанным лимоном, пачка легких сигарет…
— Знаете, я не могла не прийти…
— Но кто вы? — неожиданно усталым голосом проговорила Мария Петровна.
— Моя фамилия Оськина, зовут Женя, Евгения. Так случилось, что моя племянница овдовела и приехала ко мне сюда зализывать раны… Она дружила с Ольгой Воробьевой и Ириной Капустиной, понимаете?
— Конечно, понимаю.
— Это с нее все началось. Случайно…
— Зачем вы пришли? Чтобы купить эти картины?
— Да.
— Не знаете, с чего начать?
— Не знаю… — призналась Женя.
— Тогда я вам помогу. Это началось с ненормальной, просто-таки патологической любви матери к сыну…
— Ваша настоящая фамилия Раттнер?
— Да, я все еще являюсь женой Эрика Раттнера, но вот уже несколько лет живу с Мишей, и все знают меня как Фильчагину…
— Но официально вы все же Раттнер?
— Да, — тяжело вздохнула она. — Я не смогла жить там, да и у нас с Эриком стали возникать проблемы… Точнее, у меня с ним. Он очень хороший человек, щедрый, любит меня, но как-то по-своему, часто уезжает, путешествует без меня… С Мишей мне проще, легче… Хотя иногда меня тянет в Вену…
— Как вы нашли Вику и Марину?
— Вы не поверите, я уже отчаялась их искать… Человек, которого я наняла искать убийц моего сына, так и не нашел их, только деньги тратил… Но кто мог подумать, что они живут по чужим документам?