— Если такое во сне приснится, Кондратий хватит без раздумий. Но лучше бы не снилось.

За событиями в мире спорта следила не как знаток или любитель, а скорее мимоходом. Впрочем, это не совсем так. В молодости увлекалась рыбалкой. К этому занятию, как уже говорилось раньше, привлек ее второй муж, Евгений Савалов, любивший на отдыхе порыбачить. Однажды к ней в кабинет зашел музыкант из ансамбля имени Александрова, один из друзей Гридина. Они что-то долго обсуждали, и наконец, когда посетитель ушел, я спросил у Зыкиной, не утомил ли он ее своим длительным присутствием. «Малый рыбаком оказался, — отвечала она, — но слабак в подледном лове. Посоветовала ему кое-что из своего опыта ловли на мормышку без насадки. Техника ловли состоит в том, что нужно придерживаться определенного ритма и темпа ведения мормышки, делая удочкой до 200 вертикальных колебательных движений в минуту и постепенно поднимая вверх руку. Тут нужна определенная тренировка и навыки. При ведении мормышки рука должна быть расслаблена, колебательные движения следует производить не всей рукой, а только кистью. Удочку надо держать свободно, не напрягая руку, иначе быстро придет усталость, собьется темп и ритм ведения мормышки и поклевки не будет».

На ее даче на Пахре я увидел связку удочек, валявшихся в углу подсобки.

— Что это здесь за удочки валяются? — спрашиваю.

— Не валяются, а лежат, — поправила она меня и продолжила: — Это мои бывшие рыбацкие доспехи. Не могу выкинуть, жаль с ними расстаться, память все-таки.

Ловила она всякую рыбу — окуней, лещей, ершей, линей, но к щукам относилась предвзято, бросая крупные обратно в воду: «Болотиной пахнут».

Когда подружилась с Щедриным и Плисецкой, приобщилась к футболу. Те были почти что фанатами ЦСКА и в свободное время отправлялись на стадион поболеть за любимую команду. Зыкиной импонировало больше «Динамо», ее кумиром был легендарный Лев Яшин. «Если Майя реагировала на каждый промах армейцев порой слишком эмоционально, — вспоминал Родион Щедрин, — то Люся вела себя более сдержанно и была всегда на стороне своих любимцев. Когда „Динамо“ проигрывало, говорила убежденно: „Сегодня не наш день, но будет и у нас праздник. Разнесем вашу Красную армию в клочья в следующий раз, вот увидишь“…»

Хотя Зыкина мало интересовалась спортом, все же всегда болела за «наших». Ее кумиром был легендарный вратарь Лев Яшин.

Хотя она мало интересовалась спортом, но все же всегда болела «за наших». Бывало, артисты ансамбля «Россия» смотрели по телевизору в гостинице игру сборной страны по хоккею, и она, проходя мимо, непременно спрашивала: «Ну как наши? Выигрывают?». И радовалась победе. Когда я восторгался успехами многократного чемпиона мира в классе королевских гонок «Формула-1» немца Михаэля Шумахера, то она говорила: «Так это же наш человек, Миша Шумахеров». Считала, что все лучшее в мировом спорте — это у нас, наше или заимствовано у наших спортсменов. Хоккей с шайбой был ей ближе по духу — сборная страны радовала победами долгие годы. У нее на даче на стене комнаты одно время красовались две клюшки финских фирм «Титан» и «Коно» с автографами наших чемпионов мира разных лет — подарки сборной страны. Она тщательно снимала с них пыль мягкой тряпочкой. На это ее действо я замечал: «Людмила Георгиевна, автографы покрыты специальным прозрачным лаком, ничего им не будет». «Но пыль все равно на них садится», — отвечала она.

В 1983 году Зыкина с мужем вылетели на гастроли в Канаду. Турне совпало с финальными играми на Кубок Стэнли, и по заказу была сделана клюшка для подарка Уэйну Гретцки, в ту пору «канадцу № 1». Клюшка была выполнена с большим вкусом и мастерством в цветах клуба «Эдмонтон Ойлерс», за который играл знаменитый форвард под номером «99». Подарок упаковали в плотную бумагу, кое-где заклеили. На контроле в Шереметьеве клюшку проносил Гридин. Таможенник попросил развернуть бумагу. Подошла Зыкина с объяснением: «Эта клюшка — подарок Гретцки. Чего ее досматривать? Вы думаете, она золотая?». Но таможенник оказался страстным хоккейным болельщиком и попросил развернуть бумагу и посмотреть на клюшку просто из любопытства. «Какая красотища!» — обалдел он от увиденного и вернул клюшку Зыкиной. Она потребовала, чтобы клюшку вновь хорошенько упаковали, что и было сделано с величайшей расторопностью и качеством.

Клюшку в Канаде отдали чиновнику посольства для передачи Гретцки. Дальнейшая судьба ее мне не известна. Но когда на пресс-конференции Зыкина сказала, что привезла клюшку в подарок знаменитому хоккеисту, журналисты обступили ее со всех сторон и долго не отпускали, задавая множество самых разных вопросов.

— Шуму с этой клюшкой было столько, — говорила по возвращении домой певица, — что можно было и не петь в Монреале. Она затмила все, только о ней и говорили всюду. Как же там любят хоккей!

Когда узнала, что какой-то болельщик поставил на месте гибели Валерия Харламова памятник знаменитому форварду сборной страны и ЦСКА, стала расспрашивать меня, что он из себя представляет. Я рассказал все, что знал о памятнике.

— Какой же молодец! — восторгалась певица. — Один из всей страны на свои деньги взял и поставил памятник. Вот это болельщик! Да ему самому за такое уважение к великому хоккеисту можно памятник поставить.

На одной из встреч Зыкиной с Е. Фурцевой министр культуры предложила ей:

— Почему бы вам, Люда, не заказать портрет. У нас много художников-портретистов, и любой из них мог бы запечатлеть вашу внешность. Подумайте.

— На моих рекламных фотографиях моя внешность меня вполне устраивает, — ответила певица.

— Ну смотрите, смотрите. Вам виднее.

И вот однажды приехавший к Зыкиной по делам конферансье Б. Брунов, увидев неказистый портрет Зыкиной, стоявший у нее в кабинете, обратился ко мне:

— Вот вы, пресса, что можете сказать об этом творении?

— Скорее всего, это работа непрофессионала. Зыкина — я уверен — даже в противогазе выглядела бы лучше, чем изображена здесь.

— Люся, твой помощник недалек от моих художественных впечатлений. Позвони Шилову, давай я наберу номер телефона, хочешь, сам поговорю от твоего имени. Напишет портрет, не откажет. И твое одухотворенное лицо будет запечатлено на век рукой хорошего мастера. Ты в Большом театре давно не была?