До заката оставалось ещё минимум часов семь. Вроде рано начинать волноваться, но неизвестно, какая там дорога.

Ильма распределила груз по рюкзакам так, что оба весили почти одинаково, килограммов по пятнадцать. В принципе, за свою жизнь Анджей таскал и не такое. Он вскинул рюкзак на плечи и пристроился вслед за Ильмой, стараясь поддерживать выбранный ею темп.

Первое время идти было легко. Дорога вилась под сенью высоких деревьев, поднимаясь по покрытому лесом склону. Минут через сорок хода рядом с дорогой показалась полянка со скамейкой под дощатым навесом и кострищем, выложенным камнем. Рядом из скалы бил небольшой родник, и маленький ручеёк журчал по камням, пересекая дорогу. Здесь Ильма объявила привал.

Сбросив рюкзак и потянувшись, Анджей обнаружил, что слегка запыхался, но вовремя вспомнил дыхательные упражнения, которым научил его бармен в Офире-восточном. Там это была стандартная практика, помогавшая пришельцам с планет с нормальным атмосферным давлением привыкнуть к разрежённому воздуху хандрамитов.

— Интересная медитативная техника, — прислушалась к его дыханию Ильма. — Это где на Земле практикуют такое? Памир, Непал, Кунь-Лунь, Анды?

— На Марсе научился, — ответил Анджей, завершив комплекс. — У них там давление по каким-то техническим причинам в четыре раза ниже нормального, хотя процент кислорода выше. Поэтому там уже привыкли адаптировать прилетающих.

После этого обмена репликами они замолчали. Просто сидели под навесом и впитывали в себя окружающую красоту, чистый горный воздух, звуки леса. Анджей не был в горах, наверное, уже года полтора. Он заметил, что Ильма тоже наслаждается окружающей обстановкой, как после долгого перерыва.

Вдруг у неё в голове как будто будильник сработал.

— Время, — бросила она, поднеся часы к глазам. — Встали и пошли.

Вскоре после перевала от дороги ответвилась неширокая тропинка, уходившая почти строго вверх по склону. Около развилки стоял столб, к которому была прибита доска с вырезанной ножом надписью «Айольский перевал».

Анджей поглядел под ноги. Отметок краски на камнях, распространённых в австрийских Альпах, здесь не было. Зато между камнями в земле попадались следы подков.

Подъём по этой тропе дался намного тяжелее, чем движение по дороге. Пришлось сделать ещё один привал до перевала. Здесь тоже было оборудовано место с очагом, правда, скамейка была сделана из слегка подтёсанного камня, выступающего из земли, а вместо родника в паре метров от места привала журчал стекающий по склону ручей. Здесь деревья уже не росли — начались альпийские луга.

Следующая остановка была уже на перевале, откуда открывался совершенно шикарный вид в обе стороны. Назад — широкая долина, покрытая лесом, где-то далеко внизу синеют озёра и вьётся река, в другую сторону — нагромождение ущелий и хребтов.

Через полчаса после перевала тропа упёрлась в колоссальный скальный обрыв, поднимавшийся над тропой не меньше, чем на пару сотен метров, и простиравшийся вниз куда-то совсем далеко. Около конца тропы стояло странное сооружение, напомнившее Анджею старинную телефонную будку: врытый в землю столб, накрытый небольшой двускатной крышей из грубых досок, а под крышей к столбу прибит прямоугольный металлический ящик с прорезью, в верхней части которой торчал десяток металлических палочек. Далее прорезь спускалась на несколько сантиметров вниз и, повернув на 90°, выходила на боковую стенку аппарата. Ильма нажала кнопку, подёргала нижнюю палочку, но та не шелохнулась.

— Придётся подождать, — бросила лемурийка. — Перегон занят.

— Это как?

— Тут дальше очень узкая тропа. Даже не тропа, а овринг. Разминуться на ней практически невозможно, особенно если кто с вьючной лошадью или ослом, поэтому поставлены такие аппараты, как на старинных железных дорогах. Выйти на овринг можно, только взяв жезл из аппарата. А аппарат отдаст его только в случае, если никто не вышел на участок тропы с жезлом из аппарата с той стороны. Будь жезл у человека, идущего в ту же сторону, что и мы, после нажатия вот этой кнопки аппарат бы отдал жезл и нам. В общем, развьючивайся, ждём встречного.

Скинув рюкзак, Анджей подошёл к началу овринга. Всё-таки Лемурия — это не древний Памир, чувствовалась технологическая цивилизация. Овринг держался не на кривых сучьях можжевельника, вбитых в трещину в скале, а на вполне приличных балках из литого базальта, дырки под которые явно высверливались в камне каким-то механизированным инструментом. Да и сам настил тоже был из вполне приличных досок. И тем не менее это был овринг — узкая полоска шириной не больше письменного стола, без всяких перил, висящая над пропастью глубиной во много сотен метров.

Анджей проследил цепочку серых досок, тянувшихся вдоль светло-розовой скалы, и увидел, что вдалеке, там, где дорожка уходит за изгиб скалы, появилось какое-то бурое пятно.

— Вроде уже кто-то виден.

Ильма вгляделась.

— Ну да, мужик с вьючной лошадью. Хорошо, значит, ждать не больше двадцати минут.

— Интересно, какие у вас есть способы проверить остроту зрения? — полюбопытствовал Анджей. — Ты ведь не пользовалась никаким оптическим прибором, а до того поворота явно не меньше километра.