Дочь никогда, ни разу не обмолвилась, что в чем-то его обвиняет, упрекает, но от этого он только сильнее чувствовал вину.

— Да, Ирина, проходи, прошу, садись, — оторвавшись от нелегких дум, граф указал дочери на тяжелое кожаное кресло.

Как только они вернулись из Франции, где проживали последние годы, он каждый день собирался выписать из Петербурга новую мебель, но так и не отдал указания. Эта же давно устарела. Словом, домом следовало заняться давно, покрасить, привести в порядок, обои сменить. А то в какую комнату не зайдешь, чувствуешь затхлость, точно дом десятилетие простоял нежилой. В чем-то так, конечно, и было, но Василию Дмитриевичу не хотелось сейчас об этом думать.

Ирина опустилась в глубокое кресло. Отец выглядел неважно, был бледным, исхудавшим. Возвращение домой для него оказалось тяжелым. Свое решение он аргументировал тем, что девочкам необходимо воспитываться в России, среди русского народа, а не мотаться по чужим странам. Ирина, как могла, старалась донести до сестер русскую культуру и обычаи, но с годами становилось всё труднее. Поэтому она могла понять, почему отец принял решение возвратиться домой.

— Ты снова сегодня всю ночь не спал, папенька? — спросила она и поджала губы. — Мне не нравится, что ты так много работаешь. Тебе надо больше отдыхать, больше времени проводить на свежем воздухе. А то сутками ведь просиживаешь в кабинете…

— Ирина, мы это обсуждали.

— И что? То, что я постоянно твержу об одном и том же, на тебя, батюшка, не производит впечатление. А между тем, ты помнишь, что тебе сказал доктор? Лихорадка подорвала твое здоровье.

— Я хочу закончить книгу, — упрямо ответил граф и тоже сел в кресло, но за тяжелый дубовый стол. Не о том он желал поговорить с Ириной.

— Это замечательно! И ты закончишь книгу, я уверена. Но чуть позже. Два-три месяца не сыграют большой роли. Я повторяю, тебе надо больше отдыхать, — тут Ирина улыбнулась и склонила голову набок. — А если ты и дальше будешь продолжать в том же духе, то я подговорю девочек, и они выкрадут твои наброски. Как ты думаешь, сколько времени нам понадобится, чтобы их разыскать?

Губы графа дрогнули в улыбке.

— Нет, ты этого не сделаешь, — протянул он.

— Ты хочешь пари, батюшка? — Ирина прищурила глаза.

— Упаси Боже! — Василий Дмитриевич отчаянно замахал руками. — Вы меня с ума сведете с вашими пари!

С недавних пор в их доме появилось любимое занятие: заключение пари. Спорили на что угодно и где угодно. Зоя заключала пари с Ириной, Ирина с Александрой, Александра с дядькой Архипом, главным конюхом, благодаря которым конюшня графа ещё не развалилась. А Архип едва не заключил пари с барином, но вовремя одумался. За такие проделки, можно и хворостиной по спине получить.

Поэтому Василий Дмитриевич отмахивался от любых споров, как черт от ладана. Увольте. Пусть дети резвятся, к тому же, Ирина утверждала, что с помощью пари девочки лучше осваивают материалы. Всё, что не делается, делается к лучшему. Пусть будет так и дальше.

— Тогда работай меньше, — между тем продолжала старшая дочь. — Папенька, мы переехали с месяц назад, дорога была утомительной, тебе необходимо отдохнуть. Хотя бы на недельки три-четыре оставь книгу. Прошу, послушай меня. Я не хочу, чтобы ты переутомился и снова слёг.

Граф нахмурился. Это он должен печься о благе дочери, а не она о нём! Проклятье! Проклятье! Проклятье….

Многие годы граф Палагин путешествовал по континенту, собирал материалы, он был ботаником и мечтал описать свои исследования в книге, над которой работал последний год. Травы, цветы, растения, коренья…. Он всё записывал, делал зарисовки и теперь обобщал и классифицировал. Работа продвигалась с трудом. То болезнь, подхваченная от одного моряка, вернувшегося из Африки, то переезд в Россию, отягощали работу. Но Ирина права. Ему в первую очередь следует думать о семье, о детях.

— Возможно, возможно, — задумчиво произнёс Василий Дмитриевич, и уже более решительно добавил: — Но я хотел с тобой поговорить о другом. Как ты видишь, поместье в запустенье, многие комнаты попросту не жилые. Я постоянно опасаюсь, как бы близнецы куда не залезли и не навредили себе. Поэтому, думаю, будет лучше, если мы некоторое время поживём в Петербурге.

— В Петербурге? — переспросила Ирина и с её губ медленно сошла улыбка. — Но почему, папенька? Ты только что сам сказал, что следует заняться поместьем! Управляющий большой прохиндей, он ни за чем не следит, только пьет и спит! Ты не представляешь, скольких трудов мне стоит каждый день расталкивать его после очередной попойки! Если так и дальше пойдет, я выгоню его взашей!

— Я поговорю с ним, думаю, Аркадий Павлович всё объяснит.

— Папенька…. Какие тут могут быть объяснения! Он распустил всю дворню, никто не хочет работать, мужики заленились, а девки только и знают, что семечки на завалинках лузгать!

Ирина, не желая расстраивать отца, не говорила ему всей правды. Когда она впервые увидела родовое поместье, где не была девять лет, то пришла в тихий ужас. Как же надо постараться, чтобы всё так развалить!

Основная часть дома была построена из прочного соснового дерева, но покосившееся крыльцо тотчас портило впечатление. Дорогу, ведущую к подъездному крыльцу, размыло дождями, хорошо, что Палагины прибыли в солнечный день, в противном случае, они увязли бы в грязи по самые колена. Краска облезла, в глаза Ирины бросились старые выцветшие шторы, которыми были занавешены большинство окон. Папеньку окружили дворовые, все хотели поприветствовать барина, Зоя с Александрой смотрели в оба глаза и тихо ахали. А Ирину охватил ужас.