Медунов, однако, оставался неуязвимым под высоким покровительством, и Андропов вынужден был обратиться к запасным вариантам уже отработанной схемы «снятие Медунова». Так всплыл на поверхность событий «отважный» прокурор города Сочи, пропитанного насквозь, по мнению прокурора, взяточничеством и коррупцией.

По тайному распоряжению Андропова прокурор пытался привлечь к суду нескольких высоких партийных чиновников города, но скоро и он узнал пределы своей и своего высокого покровителя власти. Когда он обвинил председателя горисполкома в том, что тот берёт взятки по 3000 рублей за квартиру, уволили с работы не сочинского мэра, а сочинского прокурора; мало того, его исключили из партии, произвели обыск в доме, а самого поместили под домашний арест: из преследователя прокурор-правдоискатель превратился в преследуемого.

Пронаблюдав безуспешную борьбу своего ретивого сотрудника с сочинской коррупцией и с безграничной властью, которой пользовался Медунов в краснодарской вотчине, Андропов обратился к приёму, который, по мнению Брежнева и всего Политбюро, являлся безусловно запрещённым, что называется, ниже пояса, но Андропов им ещё не раз воспользовался в своей борьбе с кремлёвскими геронтократами: он дал возможность сведениям о коррупции в городе Сочи и о злоупотреблении властью во всём крае просочиться в западную прессу.

Брежнев не любил, чтобы сор выметали из избы, чтобы стирали грязное бельё на людях, да ещё при заграничных корреспондентах. А Андропов не видел принципиальной разницы между чистым и грязным бельём империи, у него не было этой мещанской старомодной щепетильности Брежнева; все средства были хороши, если вели к достижению цели. Здесь был опять пункт крайнего расхождения, потому что члены Политбюро да и всего ЦК придерживались строгой партийной морали в отношении репутации страны за границей. Андропов же, не задумываясь, её нарушал, и её приверженцы становились уязвимыми перед его кознями. Он хотел применить к Брежневу сильнодействующий приём: генсек должен был узнать о безобразиях в Краснодарском крае из западных газет.

Всё тот же неугомонный прокурор из города Сочи, ускользнув из-под домашнего ареста с помощью сотрудников Андропова, появился в Москве и через подставное лицо познакомился с одним из западных корреспондентов, которому рассказал все свои злоключения в связи с попытками привлечь к суду за взяточничество высших партийцев города. Однако и здесь у Андропова, тщательно готовившего эту встречу, сорвалось (скорее всего он, как всегда, не учёл живых нюансов и деталей правдоподобия), корреспондент решил, что вся история — утка, и ничего не опубликовал в своей газете. Тогда Андропов с редкостной энергией и методичностью мобилизовал все свои «домашние» возможности, и под давлением многолетних расследований и улик председатель Сочинского горсовета, непосредственный подчинённый Медунова, был арестован и приговорён к 13 годам за взяточничество и коррупцию — по образцу, который широко практиковался в близких с Краснодарским краем Грузии и Азербайджане.

Но Медунов и тут устоял, Брежнев был всё ещё в состоянии отстоять своего ставленника и друга. Более того, Брежнев уволил заместителя председателя правительства Российской республики Виталия Воротникова, который поддерживал Андропова в его многолетней и упорной кампании против Медунова, и отправил в «почётную ссылку» — послом на Кубу.

Общий счёт, однако, был в пользу Андропова: его ставропольский земляк и сотрудник Горбачёв был в Кремле, сочинский партийный князёк — в тюрьме, Медунов, хоть и на свободе, но с сильно подмоченной репутацией. Брежнев держался за Медунова как за последнюю соломинку. Он знал, что отступить здесь было гораздо опаснее, чем в недавнем случае с Василием Мжаванадзе, которого он отдал Андропову на съедение, а теперь об этом жалел — это была его ошибка, потому что свидетельством власти является не только способность выдвигать своих людей на ответственные и доходные посты, но также и защищать их в случае необходимости.

Здесь уже сработал инстинкт самосохранения у всех кремлёвских геронтократов — даже Суслов, ортодоксальный борец за революционную аскезу против буржуазно-мещанских излишеств, присоединился к ним. Медунов сам по себе уже никому не был нужен и не важен — ни для Брежнева, ни для Суслова, ни для Андропова, который лично против него вообще ничего не имел. Под видом борьбы с коррупцией шла борьба за власть, и очередной раунд этой борьбы носил кодовое название «Медунов». И то, что насмерть перепуганный Медунов всё-таки удержался в своём кресле, свидетельствовало о силе Брежнева. Но когда он, меньше чем через два года, не смог защитить от козней Андропова ни своего друга Кириленко, ни свояка Цвигуна, ни даже свою дочь Галину, то и Медунов пал окончательно и бесповоротно.

В июле 1982 года в «Правде» появилось краткое сообщение о том, что он «освобождён от занимаемой должности в связи с переходом на другую работу» — канцелярская формула опалы партийного чиновника. Его место занял Виталий Воротников, которого Андропов срочно возвратил из Гаваны, а спустя ещё некоторое время, в награду за верность, ввёл в Политбюро и назначил Председателем Совета Министров РСФСР. В это время Андропов уже был регентом при живом Брежневе: Медунов ему был больше не нужен даже в качестве жертвы.

Октябрь 1995 года. В одной из московских газет короткое сообщение из Краснодара: там учредили почётное звание «Заслуженный работник сельского хозяйства Кубани», и постановлением главы администрации Е. Харитонова первым это звание присвоено бывшему первому секретарю Краснодарского крайкома КПСС Сергею Фёдоровичу Медунову. По случаю 80-летия Сергея Фёдоровича Медунова в Москву за подписями губернатора Кубани Е. Харитонова и председателя законодательного собрания А. Башута было направлено приветственное послание, где отмечалась его «творческая, беспокойная и созидательная работа, мужество и стойкость борца-созидателя, строителя нового». В Москву вылетела делегация края для чествования бывшего первого секретаря.