Иной точки зрения придерживается В. Казначеев:

— Экономист, профессор Татьяна Корягина, объясняя происхождение разветвлённых мафиозных структур в нашем государстве, сделала заявление, что зародились они в Ставрополье, в тот период, когда полновластным хозяином там был Горбачёв. Так известный экономист, исследователь теневой экономики, по сути, бросила обвинение главе государства в коррупции, связях с северокавказской мафией (не здесь ли кроется разгадка столь затянувшейся войны в Чечне и неуловимости боевиков): «Коррумпированность верхних слоёв власти, во-первых, делает их уязвимыми для прямого политического шантажа, а во-вторых, люди, которые знают, что у них рыльце в пушку, стремятся обеспечить свою безопасность и назначают на все ключевые позиции в государстве своих людей».

Против Корягиной было возбуждено уголовное дело по факту оскорбления чести и достоинства Президента СССР. Но через полгода дело закрыли, следствие не нашло в словах Татьяны Ивановны элемента клеветы.

В. Болдин:

— Следственная бригада Прокуратуры СССР, возглавляемая «вошедшими в историю» Гдляном и Ивановым, имела неосторожность тронуть ставропольское прошлое генсека. Вот тогда-то и разразилась буря. Негодование Михаила Сергеевича было столь велико, что он тотчас поручил КГБ заняться этим делом и выяснить, кто заинтересован покопаться в прошлом, откуда исходят команды и не является ли это политическим заговором против архитектора перестройки. А началось всё с копии письма Н. Лобженидзе, работавшего, кажется, управляющим Кисловодским трестом ресторанов и столовых и осужденного за какие-то реальные или мнимые злоупотребления.

К этому письму прилагались и комментарии юриста, как выяснилось, проживавшего в подмосковном городе Химки. Около полугода назад, когда Горбачёву ещё мало что говорила деятельность Гдляна и Иванова, я докладывал о письме Н. Лобженидзе, полагая, что связанное со Ставропольем должно быть известно генсеку, тем более что автор утверждал о личном знакомстве с ним. Но генсек не проявил никакого интереса к письму и даже, как он сказал, не помнит, кто это такой. Тем не менее письмо я направил Генеральному прокурору СССР с просьбой внимательно разобраться с приведёнными фактами и принять меры. И вот теперь я вторично доложил о письме с комментариями, смысл которых сводился к тому, что против Горбачёва уже когда-то собирали компромат и занимаются этим вновь. Сообщение настолько взбесило генсека, что он тут же при мне позвонил В.А. Крючкову и поручил досконально разобраться в интригах против него.

— Докопайся, Володя, до сути. Очень тебя прошу, — говорил генсек председателю КГБ. — Каким-то сволочам надо вымазать меня в грязи.

Генсек поручил и мне переговорить с бывшим Генеральным прокурором СССР А.М. Рекунковым и узнать, кто давал команды заниматься Ставропольем. Я созвонился с Александром Михайловичем, который в ту пору был уже на пенсии, и договорился о встрече. Но как только Рекунков появился у меня, раздался звонок М.С. Горбачёва с просьбой зайти к нему.

А.М. Рекункова генсек знал давно, и это, видимо, давало ему право сразу «взять быка за рога». Начал он допрос напористо. Кто поручал прокуратуре копаться в ставропольском прошлом Горбачёва? Кто направлял следователей? Не исходило ли это от К.У. Черненко или кого-то ещё из московского руководства? Рекунков утверждал, что он никого туда специально не направлял и команд ни от кого не получал. Не знает он и о попытках Гдляна и Иванова реанимировать старое дело. Генсек энергично и заинтересованно, даже с пристрастием, допрашивал экс-Генерального прокурора СССР, но в своём дознании, по-моему, далеко не продвинулся. Во время беседы был возбужден, негодование проскальзывало в каждом его слове.

А.М. Рекунков, обескураженный напористостью и резкостью в постановке вопросов, отвечал, как мне казалось, не очень уверенно, а может быть, знал несколько больше, чем говорил. Во всяком случае, признательных показаний юристу Горбачёву он не дал, и результаты допроса не удовлетворили генсека. Он ещё долго с разных сторон подступался к интересующему его делу. Но желаемых ответов не получил. Рекунков утверждал, что всегда уважал Горбачёва и ничего не делал, чтобы копаться в его прошлом.

Когда Александр Михайлович ушёл, М.С. Горбачёв посмотрел ему вслед и сказал, что не слишком верит экс-прокурору.

— Здесь не обошлось без участия тех, кому уж очень хотелось помешать моему избранию генсеком. Да и сегодня кому-то выгодно ворошить старое. Надо разобраться во всём. Я давал тебе письмо моего старого знакомого, заместителя министра внутренних дел, который прямо утверждает, что была команда покопаться. Санкционировало её высокое руководство. Я доберусь до истины, Крючкову уже даны поручения. Попробуй с Владимиром Александровичем поговорить с этим заместителем министра внутренних дел. Он, правда, болеет и, мне сказали, находится в больнице.

Визит к заместителю министра внутренних дел дал немного. Он был тяжело болен, с трудом говорил, и, как намекали врачи, дни его были сочтены. Единственно, что он сказал определённо, так это то, что команда о проверке деятельности ставропольского руководства шла от очень высоких лиц из ЦК. И задание имела союзная прокуратура.

Мы с Владимиром Александровичем попросили замминистра позвонить нам, если он вспомнит ещё что-то. Действительно, через неделю он позвонил, но сказал о том, что министр внутренних дел В. Бакатин подготовил приказ о его увольнении, и он просит передать Горбачёву, что не по-людски выгонять человека, находящегося в больнице.

— Скажи Бакатину, этому… (дальше шли не слишком почтительные выражения), что я раньше выгоню его. Человек одной ногой в могиле стоит, а этот новоиспечённый… (дальше опять следовали столь же лестные слова) готов на трупах танцевать.

Встретиться больше с заместителем министра внутренних дел уже не пришлось, потому что он был очень плох, а недели через три умер, унеся с собой тайны, которые интересовали Горбачёва.

Кому было выгодно спустя много лет вернуться к старому делу, генсек догадывался, а может быть, и знал достоверно. Он не сомневался, что этим заняты политические оппоненты и они могут долго дёргать за этот крючок в его биографии, распускать различные слухи, в основе которых, видимо, что-то было. Иначе вся эта нервозность Горбачёва, мобилизация сил непонятны. Во всяком случае, с тех пор Гдлян и Иванов попали под пристальный контроль, а это просветлило и некоторые стороны так называемого «узбекского дела», ту кухню, в которой оно было поспешно сляпано.