Той ночью домой в унынии прибыл Найл Линч и, когда он проснулся, то обнаружил Ронана, склонившегося над ним в маленькой белой главной спальне. Утреннее солнце сделало их обоих снежными ангелами, что уже было лучшей частью лжи. Лицо Найла было перепачкано кровью и голубыми лепестками.

— Мне только что приснился день твоего рождения, — сказал Найл, — Ронан.

Он вытер кровь со лба, чтобы показать Ронану, что под ней нет никаких ран. Лепестки, заманенные в кровавую ловушку, приняли форму крошечных звездочек. Ронан был поражен уверенностью, что они появились из мыслей отца. Он никогда ни в чем не был так уверен.

Мир открылся и потянулся неожиданной бесконечностью.

Ронан выдал ему:

— Я знаю, откуда берутся деньги.

— Не рассказывай никому, — попросил отец.

Это был первый секрет.

Второй секрет был совершенным в его сокрытии. Ронан не говорил о нем. Ронан не думал о нем. Он никогда не обращал в текст второй секрет, который держал в тайне от себя.

Но тот по-прежнему играл в фоновом режиме.

А потом случилось вот это: три года спустя Ронан дремал в машине своего друга Ричарда К. Гэнси III. Гэнси доверял ему все вещи, за исключением оружия. Никакого оружия и никакого Камаро адского оттенка с блестящими черными полосами. В часы бодрствования Ронану никогда не доставалось больше, чем пассажирское сидение. Когда Гэнси покинул город, то забрал ключи с собой.

Но во сне Ронана Гэнси здесь не было, а Камаро была. Автомобиль балансировал на откосе заброшенной автостоянки, а вдали виднелись призрачные синие горы. Рука Ронана сомкнулась на ручке дверцы со стороны водительского сидения. Он попробовал сжать её ладонью. Это была сила сна, достаточно существенная, чтобы ухватиться за саму идею открывания двери. И получилось. Ронан скользнул на водительское сидение. Горы и парковка были сном, но запах салона остался в памяти: бензин, пластик, ковер и годы, с шумом проносящиеся один за другим.

«Ключи здесь», — подумал Ронан.

Там они и были.

Ключи болтались в замке зажигания, как металлический фрукт, и Ронан долгое мгновение держал их в уме. Он перетащил ключи из сна в память и обратно, а затем обернул вокруг них свою ладонь. Он чувствовал мягкую кожу и потертый край брелка, холодный металл кольца и сам ключ; тонкое, острое обещание зажигания между пальцами.

А потом он проснулся.

Когда он раскрыл руку, то на его ладони лежали ключи. Сон стал реальностью.

Это был третий секрет.

Теоретически Блу Сарджент, возможно, собиралась убить одного из трех парней.

— Джейн! — раздался окрик с холма. Он был обращен к Блу, хотя «Джейн» не её настоящее имя. — Поторопись!

Как единственной неясновидящей в очень экстрасенсорной семье, ей снова и снова предсказывали её будущее и каждый раз втолковывали, что она убьет свою истинную любовь, если попытается его поцеловать. Кроме того, в предсказании говорилось, что это будет год, когда она влюбится. И обе — Блу и её ясновидящая тетка Нив — видели в этом апреле одного из мальчиков, идущего вдоль невидимой дороги мертвых, а это означало, что он должен умереть в течение ближайших двенадцати месяцев. Все складывалось в ужасное уравнение.

На данный момент, этот конкретный мальчик, Ричард Кэмпбэлл Гэнси III, выглядел довольно неубиваемым. Влажный ветер на вершине широкого зеленого холма похлопывал ярко-желтой футболкой поло по его груди, а загорелые ноги хлестали шорты цвета хаки. Такие мальчики не умирали; она загорали до бронзового цвета, и их выгоняли из публичных библиотек. Когда она вышла из машины и забралась на холм, он протянул руку в ее сторону жестом, который меньше был похож на поощрение, а больше на управление воздушным движением.

— Джейн. Ты должна это увидеть! — Его голос был наполнен медовым акцентом старых денег Вирджинии.

Пока Блу, пошатываясь, поднималась на холм с телескопом на плече, она мысленно протестировала уровень опасности: «влюблена ли я уже в него»?

Гэнси бегом спустился вниз с холма, чтобы вырвать у неё из рук телескоп.

— Он не такой уж и тяжелый, — сказал он ей и зашагал к тому месту, с которого спустился.

Она не считала себя влюбленной в него. До этого она никогда не влюблялась, но была уверена, что поняла бы, если что. Ранее в этом году у неё было видение о поцелуе с ним, и она по-прежнему довольно легко могла представить это. Но разумная часть Блу, которая обычно была её единственной частью, считала, что это связано с приятным ртом Ричарда Кэмпбэлла Гэнси III, чем с какой бы там ни было расцветающей романтикой.

Короче, если судьба решила, что может ей указывать, в кого влюбляться, то судьбе придется подумать еще раз.

Гэнси добавил:

— Я думал, ты более накачена. Разве у феминисток не отличные мышцы?

Решительно не влюблена в него.

— От того, что ты улыбаешься, произнося такое, не становится смешно, — сказала Блу.

В качестве последнего шага в своем квесте в поисках Уэльского короля Оуэна Глендовера Гэнси запросил разрешения на пешие прогулки у местных землевладельцев. Каждый участок пересекался энергетической линией Генриетты — невидимой, совершенно прямой энергетической линией, соединяющей значимые сверхъестественные места — и окружал Энергетический пузырь, мистический лес, который находился между ними. Гэнси был уверен, что Глендовер спрятан где-то внутри Энергетического пузыря, проводя века во сне. Кто бы ни разбудил короля, тому, как предполагалось, гарантировано поощрение — что-то, что последнее время было у Блу на уме. Ей казалось, что Гэнси единственный, кто действительно в нем нуждался. Не то чтобы Гэнси знал, что, как предполагается, он умрет в течение нескольких месяцев. И не то чтобы она собиралась ему говорить об этом.