Шрифт:
— Она сказала, что была слишком молода.
— Возможно, так и есть.
Гэнси понятия не имел, сколько Блу лет. Он знал, что она только что закончила одиннадцатый класс. Может, ей было шестнадцать. Может, восемнадцать. Может, она двадцатиоднолетняя, просто невысокая и хорошо сохранилась.
— Не знаю, Гэнси. Это звучит правдоподобно? Ты встречался больше, чем я.
— Сейчас я ни с кем не встречаюсь.
— За исключением Глендовера.
Гэнси тут спорить не собирался.
— Слушай, Адам, я не думаю, что дело в тебе. Думаю, ты ей очень нравишься.
Ясно, что Адаму не понравился этот ответ, потому что он ничего не сказал. Это дало Гэнси достаточно времени, чтобы вспомнить момент, когда он впервые подошел к ней в Нино от имени Адама. Насколько жутко это было. С тех пор он насчитал с десяток различных способов, которыми мог бы все сделать лучше.
Что было глупо. Ведь все сработало, правда? Сейчас она с Адамом. Будь или не будь Гэнси первоклассной задницей в момент, когда они встретились, это бы ничего не изменило.
— Ни за что, чувак! — закричал Ноа, но как будто он не это имел в виду. Его слова большей частью были смехом. — Ни за что…
Гэнси пнул рулон с изображением достаточно сильно, чтобы тот криво покачнулся у края и сдвинулся за круг света. Встав, парень прошел к окнам на восточной стене фабрики. Облокотившись локтем на раму, он прижался лбом к стеклу, глядя на раскинувшуюся большую и черную Генриетту внизу.
Однажды ему снилось, что он нашел Глендовера. Это был не сам момент обнаружения, а день после. Он не забыл ощущение мечты. Это была не радость, а, вместо нее, отсутствие боли. Он не мог забыть эту легкость. Свободу.
— Я не хочу сделать все скверным, — наконец, сказал Адам.
— А все скверно?
— Нет. Наверное, нет. Но каким-то образом всегда становится так.
Гэнси наблюдал тонкий свет фар автомобилей, когда они покидали Генриетту, напоминая ему о его миниатюрной версии города. Ранний, незаконный фейерверк запускали на видном месте.
— Ну, она на самом деле не похожа на девчонок. То есть, конечно, она девушка. Но не такая, с которыми я встречался. Это Блу. Ты можешь просто ее спросить. Мы видим ее каждый день. Хочешь, я поговорю с ней?
Это было то, что он, безусловно, чувствуя сто процентную уверенность в желудке, был не заинтересован выполнять.
— Я реально плох в разговорах, Гэнси, — убедительно сказал Адам. — А ты действительно в этом хорош. Может… может быть, если бы это просто произошло естественно?
Плечи Гэнси опустились, его дыхание затуманило стекло и исчезло.
— Конечно.
— Спасибо. — Адам замолчал. — Я просто хочу, чтобы хоть что-то было просто.
«Как и я, Адам, как и я».
Дверь в спальню Ронана распахнулась. Повиснув на дверной раме Ронан высунулся, чтобы посмотреть за Гэнси. Когда он так делал, то был похож одновременно на опасного Ронана, которым он являлся, и на веселого Ронана, которым он был, когда его впервые встретил Гэнси.
— Ноа здесь?
— Подожди, — сказал Гэнси Адаму. А затем Ронану: — Почему бы он здесь был?
— Нет причин. Просто нет причин. — Ронан со стуком захлопнул дверь.
Гэнси обратился к Адаму:
— Извини. У тебя все еще есть костюм для вечеринки?
Ответ Адама потонул в звуке открывающейся двери второго этажа. В ней появился Ноа. Уязвленным тоном он сказал:
— Он выбросил меня в окно!
Голос Ронана пропел из-за закрытой двери:
— Ты уже мертв!
— Что там происходит? — поинтересовался Адам.
Гэнси смотрел на Ноа. Тот не выглядел потрепанным.
— Понятия не имею. Ты должен приехать.
— Не сегодня, — ответил Адам.
«Я теряю его, — подумал Гэнси. — Я теряю его в Энергетическом пузыре». Он считал, что, оставаясь дальше от леса, он удерживал старого Адама — откладывал последствия того, что случилось ночью, когда все пошло неправильно. Но, может быть, это просто не имеет значения. Энергетический пузырь забрал бы его в любом случае.
Гэнси произнес:
— Ну, просто убедись, что у тебя есть красный галстук.
Глава 11
В эту ночь Ронану снились деревья. Это был массивный старый лес, дубы и белые клены, пробивающиеся через холодную горную почву. Листья неслись по ветру. Ронан чувствовал размер горы под ногами. Ее возраст. Далеко внизу билось сердце, обернутое всем миром, оно билось медленнее, сильнее и более непоколебимо, чем собственное сердце Ронана.