Сомневаясь, Блу уточнила:

— Это… корова?

Как только она произнесла последнее слово, все стало очевидным. Это была определенно корова, лежащая на земле, как делает скот во время дождя. И это было определенно животное из того стада, что занимало это пастбище до того, как умер Найл Линч. Ронан не мог понять, как так вышло, что она все еще здесь.

Адам скорчил рожу.

— Она мертва?

Ронан показал на медленно вздымающийся коровий бок, когда обошел её вокруг. Теперь он мог видеть мелкие черты её застывшего лица и влагу вокруг ноздрей. Её большие черные глаза были полузакрыты. Они оба с Чейнсо нагнулись, одинаково склонив головы. Когда Ронан помахал рукой перед глазами коровы, та не пошевелилась.

— Non mortem, — пробормотал он, прищурившись, — somni fratrem.

Блу прошептала:

— Что?

Адам перевел:

— Не смерть, а брат ее, сон.

Гэнси с небольшой злостью в голосе посоветовал:

— Ткни ей в глаз.

— Гэнси! — одернула Блу.

Ронан не ткнул корове в глаз, но провел пальцем по ее мягким, неморгающим ресницам. Гэнси держал ладонь напротив коровьего носа.

— Она дышит.

Протолкнувшись ближе, Блу погладила коровий нос, оставляя темные следы на влажных волосах.

— Бедняжка. Что думаете с ней не так?

Ронан не был уверен, что с ней вообще что-то не так. Она не казалась больной, помимо отсутствия движения. Не источала никакого ужасного запаха. И Чейнсо, похоже, не сильно встревожена, разве что она прижималась телом к виску Ронана, беспокоясь, как бы её не опустили на землю где-нибудь поблизости.

— Есть подходящая метафора для американской общественности, собравшейся здесь, — мрачно пробормотал Гэнси, — но в данный момент она ускользает от меня.

Блу сказала:

— Давайте просто пойдем, прежде чем у Гэнси будет время сказать что-нибудь, что заставит меня его ненавидеть.

Они оставили корову и продолжили шагать к самым большим сараям. Большая раздвижная дверь была изъедена червями и вблизи нижней части сгнила, а металлическая обшивка проржавела.

Ронан положил руку на неровную поверхность дверной ручки. Его ладонь, по привычке, помнила ощущения. Не понимание объекта, а реальное чувство текстуры, формы и температуры металла — все, что нужно, чтобы вынуть её из сна.

— Стойте, — опасливо сказал Адам. — Чем пахнет?

Воздух был окрашен теплым, вызывающим страх запахом — не неприятным, но, несомненно, сельскохозяйственным. Это не был запах сарая, оставшийся с былых времен; это был запах сарая, который использовался в настоящее время.

Нахмурившись, Ронан открыл скрипучую, массивную дверь. Потребовалось несколько мгновений, чтобы их глаза привыкли.

— О, — произнес Гэнси.

Здесь находилось остальное стадо. Через дверной проем в водянистом свете темнели десятки силуэтов рогатого скота. Ничего больше, кроме дергающегося звука открывающейся двери. Только слышно глубокое дыхание нескольких десятков животных, и над всем этим умиротворенный небольшой дождик по крыше.

— В спящем режиме, — сказал Гэнси, и одновременно с ним Блу произнесла:

— Под гипнозом.

Сердце Ронана билось неравномерно. В этом спящем стаде был заложена грубая сила. Произнеси правильное слово, и оно обратит вас в паническое бегство.

— Это тоже наша вина? — прошептала Блу. — Как и отключения электроэнергии?

Адам отвернулся.

— Нет, — ответил Ронан, уверенный, что стадо спит не по вине энергетической линии. — Причина в чем-то другом.

Гэнси попросил:

— Не говори, как Ноа, а то мне от этого не по себе. Давай найдем лопату и уберемся отсюда.

Задирая ноги, чтобы перешагнуть через опилки, они петляли между неподвижными животными к маленькой каморке с инструментами, ставшей серой от дождя. Ронан нашел инструмент. Адам поднял совковую лопату. Гэнси попробовал ручной бур на вес, как будто проверял баланс меча.

Спустя минуту Блу поинтересовалась:

— Ты, правда, тут вырос, Ронан?

— В этом амбаре?

— Ты знаешь точно, о чем я.

Он начал было отвечать, но внезапно вскипела шокирующая боль. Единственный способ убрать из слов сантименты состоял в затоплении слов кислотой. Это прозвучало бы, как будто он ненавидел это место. Будто он не может дождаться, чтобы убраться отсюда. Свирепо и с издевкой он сказал:

— Да. Это был мой замок.

— Ух ты, — ответила она, будто бы не услышала сарказм. А потом прошептала: — Гляди!

Ронан проследил за её взглядом. Где рифленая крыша кое-как встречалась с краем законченной стены, в гнезде сидела запыленная коричневая птица. Её грудь казалась черной, окровавленной, но при ближайшем рассмотрении обнаружилось, что это всего лишь игра тусклого света. Оперение её было павлиньим, металлически изумрудным. Как и у коров, глаза птицы были приоткрыты, голова не шевелилась. Пульс Ронана снова участился.